По ощущениям брюки, в которые была облачена дама, были легкими и нежными, как свежевыловленный сомик. Ее ляжки были плотными, но упругими. Моя голова возлежала совсем близко к треугольнику посреди тела сестрицы Цзян. Каких-то специфических запахов до меня не доносилось. И все же я почувствовал, что это была зрелая, полная сил женщина, как говорится, в самом соку. Ножки под моей башкой слегка дернулись, наливаясь кровью и заботливо распространяя вокруг себя тепло. Давненько я ни с чем подобным не сталкивался. Я старался не давать мыслям устремляться куда-либо дальше, но все же представил себе, будто ляжки сестрицы Цзян были болеутоляющим. Тело этой дамы было как продолжение больницы. В самый острый момент сестрица Цзян вновь явилась мне на помощь. Вот что называется профессиональной этикой. Эта дама не относилась ко мне как к незнакомому человеку.
Я воображал себя покладистым, умудренным опытом больным, который старается по возможности не впадать в забытье и лишь прикидывается спящим. Я плотно прикрыл глаза и затаил дыхание, лежа без движения, как покойник. А в голове тем временем носились догадки о том, каким человеком была сестрица Цзян. Наверно, она выросла в самой что ни на есть обычной семье. Никакого особо благородного происхождения у нее и нет. Судя по вежливости, она, должно быть, окончила полную среднюю школу, может быть, отучилась в колледже или университете. В гостинице она, скорее всего, отработала много лет и проявила себя как добросовестная работяга, которая никогда не отказывалась от сверхурочной работы и не щадила себя на посту. Она каждый день машинально заучивала наизусть те нудные постулаты, которые содержатся в должностной инструкции, чтобы в любой удобный момент поделиться ими с больными и унять их сомнения, уговаривая их на взаимодействие с больницей. Она и сама начала беспрекословно верить в эти доводы и уговоры. В больнице у нее возникло много контактов, и она умела без особого труда выпутываться из всевозможных неприятностей. Лучшего человека для того, чтобы помочь больным разобраться на месте, и представить себе было сложно. И выполняла она вверяемые ей поручения не только для того, чтобы ее семья могла сводить концы с концами, но и для приумножения престижа К – искренне и горячо любимого родного города. Она предоставляла каждому гостю высочайший уровень услуг, относясь к пациентам как к родным. Работала она с душой и преуспела в своем деле. Настоящая ударница труда… Сестрица Цзян была плющом, опоясывавшим широко раскинувшееся древо больницы. Самое главное – она верила. И мне было чему поучиться у нее.
Сестрица Цзян, ласково гладя мои мокрые от пота волосы, мягко увещевала меня, будто напевая колыбельную:
– Жалко вас, приезжих. Впрочем, я и сама из семьи мигрантов. Мои родители рано перебрались в город К. Они у меня были строителями. Мы жили в крайней нужде, папе и маме приходилось работать, не зная дня и ночи. У отца приключились интерстициальный нефрит и гипокалиемия. Но тогда и врачей было мало, и лекарства было не достать, поэтому вылечиться он не мог. Так и умер папка, когда мне было три года. Мама из-за меня осталась вдовой, все отказывалась снова выйти замуж. Мне поначалу было непривычно бывать в больнице, знаться с местными, все думала, что это место привилегированное и недоступное для нас, обычных людишек. Но во мне постепенно возникло чувство связи с больницей. Если бы папу можно было сберечь до настоящего момента, то он бы остался жить. Больницы же не только изгоняют наши телесные недуги, но и очищают наши души. Вот я и изливаю всю любовь к родителям на гостей…
Долго мы так просидели. Я, кажется, действительно поспал немного под воздействием гипнотических речей спутницы. Нет, не заснул, а впал в забытье. Очухавшись от головокружения, я обнаружил, что моя башка – непонятно, с какого времени, – расположилась на скамье. Словно бы ее долг передо мной уже был выполнен, сестрица Цзян меня покинула, даже не попрощавшись. Улизнула без единого звука. А я этого даже и не заметил.
Пробудила меня боль. Раздосадованный, я обхватил голову обеими руками и свернулся калачиком, как малыш, окончательно сбившийся с дороги. До меня доносились злорадные смешки хрычей со всех сторон. Вокруг установилась атмосфера всеобщего празднества.