Пожалуйста, не оставляй меня.
Пожалуйста, моя милая жрица, моя провидица, не надо со мной так, не сейчас, не таким способом.
Останься со мной, останься, как есть.
Кружи и закручивай в танце свой ум для меня, вся на виду.
Будь моей.
Будь моей навеки…
Увы, так быть не может.
Лицо Мелиссы вдруг занавесилось дымкой, словно смазанное напудренной пуховкой.
Мерцание…
Обрыв канала.
Зритель чертыхался. Его глаза, расширились, чтобы собрать больше света, больше образа, больше сигнала.
И повсюду в толпе завозмущались и заругались, они ворчали и проклинали, и ругали, и танцевали.
Но зрителю было не до них.
С таким же успехом он мог находиться в другом помещении.
Нола пошла дальше. Она купила себе пива в баре, и затем нашла местечко в толпе. Но почти тут же к ней подошла женщина, оглядывая её, меряя взглядом. Она представилась как Эвелин.
— Ева. Зови меня Евой. Все так зовут. Я полностью… безбашенная! Тю-тю. Мозг, бай-бай. Коробочка свободна.
Завиток смеха поднялся из глубин её нутра, самовыразившись, наконец, через сиплый хохот. Ева была более чем на три четверти пьяна. Она пыталась сказать Ноле, как она взаправду любила своего бывшего, если бы только этот смазливый никчёмный ублюдок понимал этот простой факт и позволил бы ей вернуться в его жизнь, тогда снова было бы всё прекрасно, всё-всё-всё. Так прекрасно.
Это была женщина, живущая в собственной мыльной опере, её слова были заимствованы и намешаны из диалогов и сцен, виденных в плексивизоре и киноэкране за многие годы.
— Как мне тебя называть?
— Нола.
Ева внимательно пригляделась, вдруг застыла на месте, и её лицо загорелось улыбкой, способной искриться бриллиантами и зажечь лампочку или две в сердце мертвеца.
— Ты мне нравишься, Нола. Это твоё имя, верно. Нола, я же правильно запомнила? — Нола сказала да, правильно, хорошо помнишь уже целых десять секунд. — Ты нравишься мне, Нола, потому что я вижу, ты держишься правильных вещей. Я знаю. Просто чувствую. У меня на это нюх. Я могу ЧУВСТВОВАТЬ. И с тобой что-то… что-то интересное. — Ева могла ощущать это, излучение. Её инстинкты срабатывали. Она улавливала теплоту, мерцание, скрытый танец энергии с кожи Нолы.
Эвелин была одета как Робот-Романтик Новой Модели. Это была мода, эрзац-автоматическое видение, что-то она о нём читала в лайфстайл-журнале. Она начинала вечер как персонаж уровня «эксперт», но к этому времени по её венам бежало уже достаточно выпивки, и её роботские черты сползли. Сквозь её слова и жесты проклёвывалось человеческое. Она спросила:
— Какое место у твоего персонального имиджа? Официально? — Нола покачала головой. Эвелин издала несколько стрекочущих звуков языком о зубы и губы. — О бэйби, бэйби, тебе надо обзавестись статусом имиджа. Начни прямо сегодня! Я была где-то на девятке, приближаясь к десятке. Честно. Но тогда разразилась беда. Меня сократили на три пункта! Можешь в это поверить? Ну что ж, жизнь бывает жестокой, я полагаю. — Её пальцы играли на воображаемых струнах скрипки, другая рука водила воображаемый смычок, лелеющий печальную безысходную мелодию.
Нола оглянулась, ища убежища.
На экране бара руки Мелиссы колотили по искривлённой стене Купола. Её пальцы вытянулись, видимые сквозь узоры поверхности: папины глаза, сломанная кукла, улитка, посыпанная солью, тающая.
Двенадцать застывших зрителей подняли руки, словно пытаясь помочь её побегу. Или удержать её там. Чётко они не решили, зачем. Полулюбя, полустрашась.
Картинка подпрыгнула, вернулась. Заиграла интерференцией.
Эвелин вытащила гламкамеру.
— Обожаю эти маленькие штуковины, а ты, Нола? В смысле, они придают всему такой великолепный блеск!
— Что ты делаешь?
— Подожди. Постой спокойно. Мне нужно твоё фото.
Нола внезапно почувствовала злость.
Её собственный разум в режиме зеркала стенного экрана: нарезка кадров мыслеобразов, случайные картинки, треск, искры и фузы.
Она велела Эвелин посторониться.
— Сейчас, сейчас. Только дай закончить. Что у тебя за свечение? Где можно такое купить? Оно продаётся во флаконах?
Стенной экран затрещал и погас, брызнул светом, снова умер, снова включился. Купол задрожал, заснежился пушинками и дымкой, голос Мелиссы проваливался в шумовой туман. Считывание данных скакало и дрожало.
Звук замыкания предохранителя, усиленно громкий.
Фззззтк!
Купол появился снова, погрязший в статике.
Сфззтзтсзтксзтзтзтсфссстсзтттт…
Несколько из выпивох помоложе издали одобрительные возгласы, наслаждаясь порчей на изображении. Многие повернулись к экрану. Другие проверили программу на своих портапопах — маленькие приборы трещали в такт, как только попадали на заданную частоту. На экране танцевали искажённые картинки, брюзжащие шумом. Некоторые из зрителей стали недовольно мычать и улюлюкать. Пивной стакан блеснул в сумеречном воздухе и разлетелся о стену. Хозяин в отчаянии терзал пульт. В его памяти ещё было свежо восстание, случившееся, когда во время финального кубка пропала электроэнергия. Плохие дни. Плохие ненастные чёртовы дни, будь они неладны.
И в этом хаосе некоторые всё ещё стояли зачарованно — умиротворённые тела, глаза застыли в направлении, всё ещё зафиксированном. Тихие — каждый из них.
Эвелин провела рукой по плечу Нолы, по её шее. Она сказала:
— Я тебя раньше где-то видела. Ты не одна из этих певичек? — Пальцы на плоти. Влажная горячая кожа. — Да, точно. У моей сестры есть твоя первая песня. Неделю или две кроме неё ничего не слушала.
Нола чесала ладони. Скряб, скряб. Привкус синего обожжённого металла во рту. Вся комната поплыла перед глазами. Уши зажужжали шумом: ворчание, резкие вдохи, похабные песенки. Хруст стекла под ногами. Рты, прижатые к телебагам, к портапопам, мелькающие видеороликами. Нола могла чувствовать сдвиг внутри, последовательность искр пробежала по тёмно-красным лакунам тела, глубоко внизу, и стенной экран последовал за ней, переключившись на другую программу. Естественная история. Подводный Мир. Осьминог проталкивается через глубь воды, ноги завиваются и развеваются, кожа подсвечена.
Она сама это сделала, Нола чувствовала наверняка; она заставила канал переключиться.
Клик, клик, клик. Руки не нужны.
Комментатор с экрана: В коже осьминога имеются миллионы пигментированных и отражающих клеток, именуемых хроматофорами.
Чёрное пальто Нолы соскользнуло с плеч.
Усилием воли он может активировать разные цвета в этих кожных пикселях с разной интенсивностью, создавая пульсирующий анимированный дисплей.
Она почувствовала связь с экраном. Телевизионные и радиоволны заполнили пространство вокруг неё, мерцая в серебряной паутине, видимой лишь ей одной.
Существо может использовать их как камуфляж, чтобы отправлять сигналы угрозы или с целью проявления знаков ухаживания.
Клик.
Другой канал. Боксёрский матч.
Её работа.
Нола: человеческий пульт. Она содрала перчатки — одну, затем вторую.
Клик, клик.
Ещё больше каналов, экран заикается, пенится.
Посетители подняли голоса протеста. Все голоса теперь казались одним голосом, одним зрелищем, одной потребностью. Верните трансляцию. Верните Купол! Завязалась борьба. Хозяин призвал к порядку.
Контроллер Нолы переключился, и она почувствовала, как живот сжался. Её ум пульсировал.
Это была она.
Клик, клик, клик.
Это была она, обрабатывающая волны.
Программа переключилась на Шоу искусств: кружились балерины в сверкающих серебристых нарядах, мужчина в маске луны, плачущий. И каждый девайс в этом месте, каждый ручной экран показывал ту же самую картинку, тот же поток, ту же загрузку.
Крики. Вспышки. Опрокинутые напитки. Чёрт! Ссаки! Грёбаная тупая машина! Хозяин бил собственным пультом о стойку, ухитрившись вернуть изображение на место.