Купол Удовольствий.
Плоть Нолы кликнула снова, вернув танцовщиц, потом осьминога, потом полуночный пруд на лесной поляне.
Эвелин отвернулась от экрана.
Нола сняла тёмные очки. Но её глаза не были устремлены ни на Еве, ни на ком-либо из комнаты. Глаза Нолы сместили фокус — мягкие, водянистые.
Эвелин могла видеть мерцание тёплого света, просачивающееся через одежду Нолы, игру цветов вокруг шеи женщины. Она могла слышать голоса с кожи, пока ещё тихие; они привлекли её ближе.
Ева вдыхала Нолу, обоняла её.
Запах пота, людская плоть.
Ещё что-нибудь?
Может, горение проводки? Электричество.
Что это было?
Что-то капнуло на горячее стекло. Чистый ШУМ.
Зззтсизтзл…
Кожа Нолы прервала вещание. Она высасывала жизнь из экрана, счищая образы, переставляя их. Вытягивая данные, выполняя передачу.
Вудуистское электричество.
Зксксттксксткскзктзтттт!
Внезапные взрывы цвета и шума.
Ручные устройства кликали и шипели, и размывались в потоке хаоса.
Картинки синхронно менялись на всех экранах в этом помещении. Они целовались и совокуплялись, и порождали другие картинки, другие звуки, более странные картинки, более странные звуки. Теперь стенной экран бара пульсировал жизнью, вспыхивал экстремальной жестокостью, жёстким порно, разящими выстрелами. Струи крови, фальшивая сперма, плевок. Автокатастрофы. Горящие здания. Две башни, опадающие в пыльные облака. Языки крупным планом, влажные и розовые. Крики о помощи. Отрубленная голова. Руки, ногти — острые и длинные, раздирающие плоть. Живот, открытый ранением как распускающийся цветок в замедленной съёмке. Нарезка кадров с изнасилованиями, убийствами, пытками. Бьющееся стекло. Хруст костей.
Выпуск тьмы из черепа.
Всё призвано Нолой откуда бы то ни было. Всё наколдовано ею, стянуто на землю из сотни разных программ и фильмов, всё ретранслировано кожевещанием.
Аудитория замерла.
Глаза всех присутствующих купались в видении света, все притянуты к стенному экрану. И потом, когда они повернулись, вся толпа — один за другим за другим, как один — осознавала присутствие какого-то чуждого существа посреди себя, кого-то, заставлявшего это происходить.
Женщину.
Теперь крутились музыкальные звёзды.
Нола Блу.
Они уставились на неё, как будто это был пиратский эфир, послание, полученное из другого мира.
Нола медленно оттянула рубашку, чтобы дать им увидеть свой живот, картинки, лица, танцовщицы, создания из глубин, балерины, кружащие друг дружку, вся ночная дымка посланий, шумов, образов.
Всё показано.
Тишина. Все в шоке.
Нола протянула руки к посетителям, своим зрителям, ладонями навстречу, широко открывшимися, чтобы показать образ, мерцавший на коже: на каждой ладони — по проекции глаза, два человеческих глаза, таращившиеся на аудиторию с тёплой влажной кожи рук.
Все смотрели на эти два глаза, а эти два глаза смотрели в ответ.
Смотрели. Смотрели в ответ.
Отражённые.
Глаз
к
глазу…
Спокойствие.
Только один вздох вырвался наружу.
Вздох Эвелин — спокойный, сдержанный, её пальцы нажимали кнопки гламкамеры.
Уирррр.
Проходит мгновение.
Клик уиррррррррррррр.
Нола продвигалась в толпе. Никто не остановил её, никто не дотронулся, никто не посмел. Они расступились, позволяя ей уйти. И даже охранники на входе, те, что в чёрных костюмах и с кирпичностенными плечами, свободно пропустили её.
Когда она вышла из бара, стенной экран встрепенулся.
Зкскст, зскки, ссснммммм, скскст!
Предохранитель перегорел. Изображение оборвалось.
Чернота.
Эвелин вышла из Падшей Луны, чтобы посмотреть, как отъезжает с обочины машина Нолы. Она тёрла глаза, стараясь унять жжение и слёзы.
Этим вечерам она видела слишком много.
Всё ещё наполовину не веря, всё ещё в благоговении.
Гламкамера грела её руки.
Пальцы покалывали, кончики заиграли цветами.
Свечение памяти.
-14-
Нола ехала дальше, выжимая из машины её предел.
Без пункта назначения.
Мелькали лишь огни ночных тату-салонов и круглосуточных аптек — каждый неоновый импульс и стробоскоп, как удар треск-шоу, сияющее с тротуара.
Здесь продаётся средство от Солнечной чумы. Гарантированный результат! Рецепт не требуется.
Мёртвый блеск в глазах Нолы.
Чувство вырезанности из себя, будто её собственная кожа больше не заключает её в себе. Она стала живым призраком, проезжающим через ряд отдельных местностей, ища успокоение, но каждая местность на пути регулируется странными законами и ещё более странными людьми, и сама она — самая странная из всех.
Устала. Так устала. Нужно отдохнуть. Нужно…
Машина ехала сама по себе.
Время подыскать местечко, в котором можно устроиться. Где-то в неизвестности.
Переосмыслить, перезарядиться.
Она завернула на стоянку ближайшего местечка, попавшегося ей на глаза, небольшого убитого отеля на улице с половиной названия.
Здесь и сейчас. Спать.
Старик за стойкой посмотрел на неё так, будто знал откуда-то из прошлой жизни, но точно не смог вспомнить, когда и где. Ещё один человек: одинокий мужчина, сидящий на ресепшене. Молодой. Опрятно одетый. Он тоже пялился на неё. Какой-то нервный, но будто имевший право на неё пялиться, как если бы ему принадлежала часть её. Нола знала этот взгляд. Он разглядывал её как общественную собственность.
Она заказала поднос сэндвичей и кофе, а потом удалилась в свою комнату. Тонкие влажные покрывала «фитильки», туго натянутые простыни на кровати. Еле тёплая горячая вода ржавого цвета из трубы, гремевшей и звеневшей. Еда была чудесной, а кофе ещё лучше, из-за своей крепкости и дешевизны, но был момент, когда она уже почти вывернула наружу свою трапезу. Но нет, её желудку нужно было это подкрепление, это топливо. Она заглотила его. Душок и неприятный привкус раздражали язык, но это было хорошо, её метаболизм, как животное внутри, нуждался в кормёжке.
Теперь ей стало лучше.
Сон мог ещё немного подождать.
Ну-ка, посмотрим на это. Ну-ка, полезем в это.
Нола встала и открыла шаткий и трескучий платяной шкаф. Как она и надеялась, перед ней предстало зеркало в полный рост. Пыльное и пятнистое, лишённое серебра кое-где, но его было достаточно. Нола сбросила одежду и ступила обнажённая перед стеклом, мерцая, светясь, поворачиваясь и так и сяк, она изучала своё тело.
Её живот устроил ей конкурс талантов для услады глаз.
Крошечные формы играли вдоль её левой руки, на внутренней стороне чуть ниже локтя. Она присмотрелась. Формы складывались из чисел: падающие торговые показатели.
Лица вспыхивали, исчезали, вспыхивали снова на каждом запястье, каждое лицо в диалоге, охватившем пространство между её ладонями. Когда она разводила руки, голоса слегка усиливались в громкости, чтобы преодолеть разрыв.
Вокруг её правого бедра пролегла магистраль, вдали, спеша, скрылась из виду машина.
Нола повернулась к зеркалу спиной, чтобы увидеть свою левую лопатку, расцвеченную живыми пышными яркими цветками на фоне высоких вьющихся стеблей травы. На лепестках в поисках нектара роились насекомые. Вероятно, садоводческое шоу.
У каждой программы было собственное звучание — тихое, все они теперь слились в мягкий настойчивый гул.
Её шея получала новости из дальних стран — росла угроза войны.
По одной груди протянулись заусенцы и укусы Купола Удовольствий, сновиденные мысли Мелиссы вырисовывались на изгибах плоти. Другая грудь пылала аркадной игрой, это место пестрило каскадами монет, тёплых от музыки.
Теперь мультяшный кот гонялся за своим закадычным желтопёрым врагом, круг за кругом вокруг её живота, перебегая с одного бока на другой в своей круговой прогрессии.