Эвелин собрала вводные данные, зациклила, установила обсуждение на авто и облокотилась на спинку стула, дрожа от удовольствия, попивая кофе и поедая кашу из полосатой миски.
Пока её ум пребывал в полудрёме…
Ночной воздух дрожал золотом месседжей
двигавшихся через волны лунного света
проводов и частиц.
По всему миру: глаза ослеплены яркостью
когда пальцы кликают и тапают
в движении к
танцу данных.
-16-
Медленный джаз по радио. Туманная музыка прошлых лет.
Ночник: тёплое жёлтое свечение в углу. Остальная комната — в тени.
Нола Блу сидела на кровати, отпивая из надколотой кружки, наполненной бренди. Её тело было завёрнуто в белую простыню, и ничего более.
Мужчина облокотился о стену.
— Я вас узнал, разумеется, — сказал он. — Я видел, как вы подъезжали и сказал себе: Вот она, Нола Блу. Номер один в мире с первого своего сингла.
Нола держала голову опущенной.
Мужчина продолжал:
— Не часто мне приходилось встречать знаменитую личность.
— Я не такая.
— Не знаменитая? Или не личность?
Нола посмотрела на него.
Лет двадцать с лишним. Лицо в полутени. Длинные волосы зачёсаны назад. Молодой человек с нижнего этажа, с ресепшена.
— Ни то, ни другое, — сказала она.
Мужчина сложил руки.
— Вы создание, как и я — неизвестного вида.
— Я не как вы.
— Одинокий зверь с колючкой в боку. В одинокую и кошмарную дождливую ночь это случается — укол страха, словно булавкой. Может ли человек быть таким одиноким, даже со всеми своими друзьями и любовниками вместе взятыми? Охх! И болит же, правда? Но недостаточно, чтобы заставить вас что-то предпринять. Ох, ох. Все эти годы попыток отделаться. Ох, ох, ох, и она всё ещё допекает, всё ещё пыряет и протыкает вас. И вместо того, чтобы привнести жажду в вашу жизнь, всё, что она делает — оставляет вас утомлённой от опостылевшей себя самой. Ведь так?
Нола не могла больше выносить его вида.
— Очевидно, — продолжал он. — Даже суперзвёзды мирового масштаба причастны к переживанию всеобъемлющей пустоты.
— Когда им позволено. — Её голос был тихим.
— Что позволено?
— Когда их менеджеры позволяют им подобные переживания.
— И часто эти менеджеры, как вы их называете, позволяют такие переживания?
— Где-то раз в год.
Молодой человек покачал головой.
— А вот это действительно печально. Со мной, Нола, вам можно будет чувствовать всё, что захотите, в любое время, когда пожелаете. Подходит вам такое?
Нола колебалась.
— Да.
— Но вы слегка не в себе, да? Вот сейчас?
Она кивнула.
Он подошёл к окну, приоткрыл его. Внезапное ощущение холодного ночного воздуха.
— Однажды я сделал запись звука муравейника. — Теперь он говорил приглушённым тоном. — Я был всего лишь ребёнком. У меня был дешёвый диктофон с хреновым микрофоном, который я нежно опустил в грунт. Я нажал на запись и оставил его там на полчаса. В ту ночь я погасил свет, лёг в кровать и проиграл плёнку. Мне было девять лет.
Его голос пульсировал, вводил в транс.
— Это был звук потрескивания пламени, электричества, бегущего по проводам. Человеческого мозга за работой. Я лежал, ошеломлённый, засыпая. Звук проник в мой сон.
Он повернулся к Ноле.
— В дневное время я телефонный рекламный агент. Мы продаём рекламное пространство. Пустоту, если хотите. Я сижу в кабинке, звоню людям, незнакомцам, нежно охочусь на них. Заранее запрограммированные слова разворачиваются на мониторе и мои губы делают необходимые движения, чтобы привнести в эти слова жизнь в своём рту, в проводах, воздухе, который разделяет нас всех, в ушах слушателей. Предполагалось, что это будет временно, ну знаете, нечто, чтобы продержаться на плаву, пока мои тайные проекты, мои планы не начнут окупаться. Три года я так проработал. Недавно меня повысили. Сейчас я циркулирую по кабинкам, удостоверяясь, что люди делают то же, что делал я, следуя сценарию. И мало-помалу, звонок за звонком, пустота приближается: потерянная связь, мёртвая линия, шумы.
Он на шаг подошёл.
— А потом ночью, по выходным, я путешествую в звуке. Я записываю мир в миниатюре, мир внутри мира.
— Рассказывайте дальше, — прошептала Нола в ответ.
— Пение птиц, дождь по листьям, по лужам, крики животных, ночные совы, люди, спорящие на скамейках в парке, магнитная катушка плохо настроенных антикварных радио и телевизоров. Я люблю фузы и трески, фоновые звуки. Аналоговый гравий. Однажды я разместил микрофон в теле мёртвой мыши, пока насекомые пожирали её плоть. Жизнь сама по себе, всегда на грани затухания. И вот однажды, одним утром я проснулся в удушливой гостиничной комнате с лежащей рядом обнажённой женщиной, незнакомкой, записывающее оборудование разбросано по простыням. Её тело всё ещё было украшено контактными микрофонами, пятью из них, каждый из которых был прикреплён в месте жизненно важного участка плоти. И даже когда женщина зашевелилась, проснулась, и зашептала, и улыбнулась мне, я думал про себя: Где я, чёрт возьми? Что я собираюсь с этим делать?
Его голос затих.
Нола осознавала все шумы, наполнявшие тишину: скрип деревянной обшивки, дребезжащий смыв туалета ниже по коридору, включение термостата мини-бара. А также, своё тело, работающее на низком ходу: постоянная пелена интерференции, случайные красно-жёлтые прострелы жара, заставляющие кожу потрескивать.
Она попыталась встать и тут же об этом пожалела — её череп озарился светом, выплеснувшимся в мерное серое жужжание. Она с трудом могла собрать мысли. Она поднесла руку к голове, большим и остальными пальцами сжимала виски. Она была выжата.
— С вами всё в порядке?
Мужчина подошёл к ней. Он выглядел неуверенно.
— Ничего.
— Уверены?
— Отойдите от меня.
Нола сражалась со статическими волнами, стараясь их утихомирить. Шумы, эхо. Голоса. Неразборчиво. Она чувствовала, что её зовут, вызывают, и она выдвинулась с ответом, с принадлежностью, наконец, с освобождением от всей этой боли и сомнений, и тогда на неё легли мужские руки, успокаивая. Нола позволила себе быть охраняемой, она снова отдыхала на кровати, теперь шум снизился, исчезая, оставляя её ум пустым, скучающим по дому, расчерченному тенями.
Мужчина отодвинулся.
— Это часто случается?
Нола кивнула.
— Да, но так плохо ещё не было. Какой-то приступ.
Он стоял, глядя на неё, как она допивала свой бренди и просила ещё. Один для неё, один для него.
— Я не знаю, как вас зовут, — сказала она.
— Верно.
— Вы мне скажете?
— А если бы и сказал, Нола, это бы что-то для вас значило?
— Конечно, значило бы.
Молодой человек улыбнулся.
— А через пятнадцать минут мы попрощаемся, и это улетучится из памяти.
— Нет, так произойти не должно.
— Что я могу значить для вас?
— Вы помогли мне.
Он улыбнулся и вытянул сигарету.
— Не возражаете?
Нола покачала головой.
— Хотите одну? — спросил он.
— Можно затяжку-другую.
Он подкурил сигарету, протянул ей. Нола затянулась.
Мужчина наблюдал.
— Хорошо?
Она выдохнула.
— Иисусе, это было так давно.
— Вам идёт.
Они передавали сигарету друг другу.
— Вы кажетесь одинокой, в смысле, для такой знаменитости.
Нола пожала плечами.
— У вас есть бойфренд?
Она засмеялась.
— У меня есть… компаньоны. Я не уверена, что они считаются.
— Почему ж нет?
— О, вы их только иногда видите на фотографиях, в прессе. А там всегда подписано. Что-то вроде: Звезда номер один, Нола Блу, была замечена во второсортном ночном клубе со своим последним «компаньоном», актёром Мартином Финчли. Что-то в таком духе. Нола красуется в компании своего нового партнёра на презентации продукта. И так без конца.
— А какие они, эти парни, в реальности?
— Я не уверена, существуют ли они в самом деле. Как таковые. Их для меня Джордж находит.
— Джордж?
— Джордж Голд. Мой менеджер.