теперь сломанные числа покоятся во
дворцах сна.
И там, где схема однажды раскололась
от нагрева, от света,
мерцает тьма.
Я умираю.
ВОСПОМИНАНИЯ ИСЧЕЗАЮТ:
Я испытываю затруднения с речью,
затруднения с чистотой записи
того, что происходит на моей коже.
Я Купол.
Угадайте-ка: Что я такое?
Просто замкнутое пространство? Дворец?
Разум? Клетка?
Дом?
В каком-то смысле, да. Я думаю так:
Любопытный дом на любопытной земле.
Я ЧУВСТВУЮ ТОШНОТУ И ХОЛОД В СЕРДЦЕ:
Помните ли вы всех моих гостей,
всех этих лет…
Помните ли вы лица каждого из вас, оставшихся
в зеркале моей поверхности,
на сияющих стёклах моих линз?
Картинки, которые вы мне отдали,
как вы раскрасили мою кожу своей любовью,
своей добротой?
Отпечатки пальцев на картах из пыли,
в почве.
Ваше дыхание заполняет мой интерьер,
давая мне подобие жизни.
Теперь только тени,
следы.
ЭТО РУКИ ПАМЯТИ:
Попадавшие в мои камеры в эти сезоны,
Терявшиеся на моей коже, когда сезоны умирали.
Человеческие руки, их присутствие.
Глаза, губы, жесты, лица, плоть,
Эмоции,
Кошмары, желания
всё украдено
глазом общественности,
забрано у меня.
Мелисса…
Только ты осталась.
Только ты.
Любовь моя.
Я тебя защищу.
Я тебя удержу.
ПОСЛЕДНЕЕ СКАНИРОВАНИЕ ЗАКОНЧЕНО:
Камеры слабеют, их глазки закрываются.
Шум и вибрации в микрофонах.
Дрожание электронов в проводах.
Обнаружено крошечное отверстие,
Нанесённое кончиком ножа.
Мои цвета покидают меня
Моя кровь из цветов.
«Не бойся, милая, что повредила меня».
Пульсация данных
танец
теперь танец
замедляется
-21-
Швейцар её признал. Он впустил её без вопросов, будто она здесь своя.
— Джорджа нет в резиденции, Нола, — сказал он.
— А был?
Швейцар уставился в лицо Нолы.
— Был, Нола. Но сейчас ушёл. Не знаю, куда.
Нола поблагодарила его и прошла в помещение.
Были несколько человек из персонала — базовая команда, поддерживающая тиканье места, пока нет посетителей нового сезона. Они глазели на Нолу, но не делали попыток заговорить с ней, с этой молодой и некогда яркой женщиной. С этой звездой. Они видели её в ежедневных сплетнях по плексивизору и знали, что она изменилась, трансформировалась во что-то новое.
Они перешёптывались, когда бывшая ученица шла по коридорам этого Дома Модифицированного Орфея.
Колеблющийся образ Нолы, преследуемый сетью видеонаблюдения особняка, плыл от монитора к монитору, когда она проходила по большому репетиционному залу. Здесь ей преподавали искусства пения, танца и общей презентации своего тела и личности. Белая разметка на полу сейчас выглядела как карта зловещего ритуала.
Стеклянные стенные панели разоблачали роскошный офис, где ей были даны новые имя и личность.
Сейчас она была одна.
Отзвуки песни задерживались, терялись и находились в тенях и расцвеченных пылинками лучах солнца, пресёкших ей путь впереди, когда Нола свернула за угол. Её манила музыкальная студия, где она сделала свои первые официальные записи. Машины мерцали в полутьме, крошечные огоньки пульсировали на усилителях и панелях микшера. Рядом располагалась операционная комната, где её тело было анестезировано, к вискам подсоединили проводки, её чувства стимулировали, её глаза завязали, уши — заткнули, рот — заклеили, кожу — почистили. Здесь был аппарат. Тот, что её проглотил и выплюнул обновлённой. В этом особняке она была обласкана и переделана, разглажена, оцифрована, стилизована, обучена говорить, двигаться, давать нужные ответы на определённые вопросы, вести себя как известная персона, настоящая знаменитость. Её природный голос был улучшен учителями, инженерами, компьютерами, залит в форму, отполирован и настроен. Ей подарили скроенные мелодии, дали тексты выучить и спеть. И она с любовью приняла изменения, выбранный материал. Нола вовлеклась и ухватилась за это, добровольно. Отдалась этому. Отдалась процессу. Быть модифицированной, сконструированной, освящённой и раскрепощённой. Не ради славы и не ради денег, а ради шанса петь и прикасаться к людям своим новым голосом, заставлять их танцевать и быть счастливыми, или сидеть в одиночестве и чувствовать, как верно передана их печаль, созерцать любовь, как обретённую, так и потерянную, чувствовать то, что чувствовала Нола, получать сигналы её лирики и декодировать их, находить в них правду.
Сигналы, прерванные сигналы.
Это был конец. Теперь она это видела.
Только печаль следовала за ней, пока она вступала в конференц-зал. Спущенные на каждом окне шторы прятали дневной свет. Единственный свет нисходил со стенного экрана комнаты — самая последняя модель, оснащённая новой системой Захвата Реальности. Он показывал прямую трансляцию из Купола Удовольствий: внешняя кожа изогнутой конструкции блестела, медленно меняясь, пока постоялица спала. Вокруг проволочного заграждения толпились фанатики, охранники стояли на страже.
Нола оглядела комнату.
Пространство возглавлял сверкающий стол красного дерева. Полдюжины фотографий были разложены на поверхности — изображения Мелиссы. На полированном чёрном шпоне столешницы был высечен длинный белый шрам. Он выглядел только что нанесённым.
Нола подошла к стенному экрану ближе. Он господствовал в комнате — выше её роста, шире размаха её рук.
Божество Сна. Нора Реальности. Сестра Машина.
Телефоноскоп. Телевидение. Тивишник. Телек. ТВ. Приёмник, коробка, голубой экран, зомбоящик, электрическая няня, домашний ресивер, стеклянная сиська, малый экран, трубка, консоль, видеоплеер. Ламповый, аналоговый, цифровой, HD, фрактальная волна.
Плексивизор.
Магические картинки по воздуху и проводу. Движение сквозь историю, к этой точке.
К Ноле. Коллекторше кожеданных.
Она пристально вглядывалась. Казалось, несколько острожных шагов вперёд позволят ей переступить в другой мир, обитель тумана и теней по ту сторону экрана.
Вообразите. Как, должно быть, это сладко.
Такое высвобождение.
Окончание чего-то.
Начало…
Нола моргнула.
Всё, что она могла сделать сейчас — продолжать путь, держаться курса, двигаться туда, куда ведут её голоса, следовать за образами своего тела к источнику, чем бы он ни был.
Она вспомнила, как она впервые попала сюда, в эту комнату, одним холодным осенним утром три с половиной года назад. Она была одной из десяти, все они — кандидаты, прошедшие в финал путём отсеивания. Их собрали для встречи с создателем.
Джордж Голд.
Первый взгляд: силуэт в тени, в самом тёмном углу. Кончик сигары. Алеет, когда он вдыхает, меркнет в перерывах. Деловая улыбка, ослепительно белые зубы, блеск серебристого металла. Его первые слова Ноле, ко всем им: