На площади Согласия он взял ее под руку:
– Ну что, теперь в Тюильри?
Она кивнула. Рев машин. Вонь выхлопных газов. Каменные фонтаны, розоватые струи. Туристы, в восторге фотографирующие друг друга. В любой другой день все это только раздражало бы ее, но сейчас казалось волшебным, сказочным, нереальным.
– Я все болтаю без умолку, а ведь ничего о вас не знаю, – заметил Феро, когда они входили в сады Тюильри. – Чем вы занимаетесь?
Только бы не отпугнуть его своей работой.
– Маркетингом, – нашлась она.
– В смысле?
– Я руководитель. Возглавляю пиар-агентство. Мы делаем буклеты, рекламные тексты. Ничего особенного.
Феро указал на скамью. Они уселись. По садам расползались сумерки, вырисовывая каждую деталь, придавая предметам плотность. Темнота была созвучна настроению Жанны, с радостью погрузившейся в эту глубину, в эту густоту.
Феро продолжал голосом, который словно напитался вечерним сумраком:
– Главное – ежедневно, ежеминутно любить свое дело.
– Нет, – не задумываясь отозвалась она. – Главное – это любовь.
И тут же закусила губу от досады, что сморозила подобную глупость.
– А вы знаете, что вы совершенно по-особому говорите «нет»?
– Нет.
Феро рассмеялся от души.
– Вот опять вы это сделали. Вы чуть-чуть поворачиваете голову, но не до конца.
– Все потому, что я не умею говорить «нет». Никогда не дохожу до конца.
Он ласково взял ее за руку:
– Никогда не говорите это мужчине!
Она покраснела. За каждой репликой следовала короткая пауза. Пауза, состоявшая из смущения и удовольствия. Так ласково с ней не говорили уже… Уже слишком давно!
Она постаралась задержать это мгновение, поддержать разговор, не утонув в блаженстве.
– Ну а как вам вся эта стирка? – через силу спросила она.
– Какая стирка?
– Вы ведь стираете грязное белье своих пациентов, верно?
– Да, можно и так сказать. Иногда бывает нелегко, но эта работа – моя страсть. Только ради нее я и живу.
Эти слова показались ей хорошим знаком. Ни жены. Ни детей. Она уже жалела, что солгала ему. Ведь то же самое она могла бы сказать и о своей работе. Два увлеченных профессионала. Два свободных сердца.
– Вы могли бы назвать главную причину этой своей страсти?
– Вы подвергаете психоанализу психоаналитика?
Она молчала, дожидаясь его ответа.
– Думаю, больше всего мне нравится, – сказал он наконец, – быть в центре всего механизма.
– Какого механизма?
– Механизма отцов. Отец – ключ ко всему. Его тень всегда лежит в основе личности ребенка, его поступков и желаний. Особенно в том, что касается зла.
– Боюсь, я не совсем вас понимаю.
– Представьте себе настоящее чудовище в человеческом обличье. Существо, которое и человеком-то не назовешь, настолько ужасными представляются его поступки. Например, Марка Дютру. Помните его историю?
Жанна кивнула. Если бы Дютру орудовал в Иль-де-Франс, ей бы, возможно, пришлось вести его дело.
– Нам не понять действий такого преступника. Он уморил голодом девочек, которых держал в подвале. Он их насиловал. Торговал ими. Некоторых закопал живыми. Этому нет оправдания. Но если вы пороетесь в его истории, то найдете там другое чудовище – его отца. У Марка Дютру было кошмарное детство. Он и сам жертва. Таких примеров сколько угодно. Ги Жоржа бросила мать. А мать Патриса Алегра использовала его в своих сексуальных забавах.
– Теперь вы говорите о матерях.
– Я говорю о родителях в широком смысле слова. О первых объектах детской любви. В сознании ребенка они неразделимы. Серийные убийцы всегда сходны в одном, будь то психопаты или извращенцы, – у всех у них было несчастное детство. Все они – результат ошибки, насилия, не позволивших им стать нормальными людьми.
Интерес Жанны поутих. Эти общие фразы она выучила наизусть. Ей приходилось выслушивать их всякий раз, когда она назначала психиатрическую экспертизу убийцы. И все-таки она спросила:
– А что вы понимаете под «механизмом отцов»?
– Я часто бываю на судебных заседаниях. Каждый раз, когда говорят о семье убийцы, я задаюсь вопросом: почему родители этого человека оказались не на высоте? Почему сами они были чудовищами? А что, если и они дети родителей, склонных к насилию? И так далее. За каждым преступником уже стоит преступный отец. Зло – это цепная реакция. Так можно дойти до самых истоков человека.
– До самого праотца? – спросила она, вдруг заинтересовавшись.
Феро приобнял Жанну. По-прежнему без малейшей двусмысленности. Несмотря на серьезность разговора, он оставался непринужденным и оживленным:
– У Фрейда была своя теория по этому поводу. Он изложил ее в «Тотеме и табу». Изначальная вина.