Удалов снова постучал к Минцу.
Ответом был хрип.
Встревоженный Удалов вошел к Минцу, благо дверь к нему не запиралась.
Профессор лежал на полу.
Он был мокрый насквозь — от халата до кончика носа — и дрожал, словно провел сутки в холодильнике, он не мог говорить, и лишь невнятный хрип вырывался из его посиневших уст.
— Лев Христофорович, что с тобой! — воскликнул Удалов. — Вызвать «скорую»?
— Ты с ума сошел, — проскрипел Минц и сделал движение рукой, которое Удалов истолковал положительно. Он открыл лабораторный шкаф и одним махом выхватил оттуда реторту, наполненную спиртом на клюкве. Для особых случаев.
Он налил стакан спирта, пригубил немного, чтобы проверить, не испортился ли напиток от неупотребления, а потом протянул стакан Минцу.
— Может, помочь? — спросил он. Но Минц уже схватил стакан и вылил его в себя.
Постепенно его лицо приобрело розовый цвет. Удалов помог профессору перебраться на диван.
— Будешь спать? — спросил он. Хотя на самом деле его жгло желание поделиться своей радостью. И узнать, конечно, что произошло с Минцем за последние сутки.
— Что у тебя с баксами? — спросил профессор. Даже в тяжелые моменты жизни он помнил о друзьях.
— У меня все в порядке, — сказал Удалов. — Хотя не без мистики. Я во сне метку оставил, она так и осталась там лежать.
— Правильно, — сказал профессор. — Правильно. Я тоже об этом догадался.
— Ты тоже метку оставил?
— Своего рода. — Профессор долго кашлял, потом закричал петушиным голосом: — Да здравствует мистика!
— Ну скажи, не таи!
— Я был счастлив, Удалов, — произнес хрипло Минц. Его глаза закрывались, голова склонялась к валику дивана. — Я был счастлив, потому что открыл секрет счастья.
— В чем же этот секрет? — спросил Удалов и подумал о спиннинге, спрятанном у Грубина.
— В том, чтобы сделать счастливым другого. Того, кого любишь.
— Может быть, — сказал Удалов. Мысли его были далеко.
— Ты не понял! Я сделал счастливой Аллочку Брусило-вич. И потому я счастлив тоже.
Профессор зашелся от кашля. Удалов насупился.
— Придется доктора вызывать, — сказал он.
Минц отмахнулся.
— Ты ничего не понимаешь! — воскликнул он. — Потому что не задал главного вопроса.
— Какого вопроса?
— «Почему»? Почему Аллочка счастлива? Почему я счастлив?
— Ну почему?
— Потому, что я все-таки после неудачных попыток сегодня ночью прыгнул в речку, доплыл до льдины и снял с нее котенка. Почему я не утонул, не знаю. Но я выбрался на берег, отдал котенка плачущей от страха за меня и радости за животное девушке. Я заглянул в ее сияющие глаза… и проснулся, черт побери.
— И хорошо, что проснулся, — сказал Удалов. — А то бы помер в молодости от воспаления легких. Ты лежи, лежи, не вставай, грейся. Если что, постучи мне. А я пошел Ксению подготавливать. Чтобы она меня вместе со спиннингом не выкинула.
Минц допил спирт и тихо засмеялся.
Василий ГОЛОВАЧЕВ
КРАЙ СВЕТА
Василий Головачев родился в 1948 году в г. Жуковке Брянской области. В 1972 году закончил Рязанский радиотехнический институт. После окончания службы в армии работал инженером в проектном институте в г. Днепропетровске. С 1988 года перешел на творческую работу писателя.
Член Союза писателей России (и Украины). Автор пятнадцати романов и десятка повестей, переиздававшихся много раз многосоттысячными (а роман «Смерш-2» — почти миллионным) тиражами. Романы «Перехватчик», «Смерш-2», «Разборки третьего уровня», «Схрон», «Бич времен», «Излом зла», «Истребитель закона» и «Человек боя» становились бестселлерами.
Впервые я познакомился с журналом «Искатель» в 1966 году, когда сдавал вступительные экзамены в московский физтех (но учился я в конце концов в рязанском радиотехническом институте). Журнал в киосках купить было очень трудно, распространялся он главным образом по подписке, и полистать его можно было только в читальном зале библиотеки. Я так и делал: сдавал экзамен, шел в Ленинку и читал взахлеб, забывая обо всем на свете, с душевным трепетом переворачивая страницы. Именно в «Искателе» я познакомился с замечательным мастером фантастики Владимиром Михайловым («Особая необходимость» и «Спутник «Шаг вперед») и с его собратьями по перу, с удовольствием читал переводы западных писателей-фантастов, еще малоизвестных для широкого круга читателей в те времена. Боже мой! Даже обложка журнала, весьма посредственно сделанная с точки зрения нынешних технологий и возможностей, приводила меня в состояние восторга! А сопереживание?! А полет фантазии?! А ожидание тайны?! Я и сейчас помню те фантастические мгновения, встряхивающие душу, тот внутренний трепет, с которым держал в руках журнал. Желаю и нынешним читателям журнала почаще переживать самое удивительное из ощущений — ощущение тайны! Доброго Вам тысячелетия!