Все это случилось в считанные секунды. Когда я подскочила на помощь, Бамуку совершенно безвольно висел в мутной от крови воде. Я ударила в бок акулы своим копьем, но оно только скользнуло по коже. Кинокамера сорвалась в этот момент с моей руки, что на некоторое время отвлекло акулу. Короче, Бамуку едва не кончился. Мне чудом удалось втиснуть его в проход между кораллами. — Лиза вздохнула и вдруг, будто ничего не случилось, добавила спокойно и даже с какой-то легкостью в голосе: — Надо будет достать кинокамеру. Она, вероятно, осталась там, на уступе, если только не соскользнула в бездну.
Я смотрел на спутницу широко раскрытыми глазами.
— Лиза, ты неисправима.
На жареного марлина мы не поехали, попросили присланного за нами лодочника отвезти нас в деревню Бамуки. У негра был жар. Вокруг него толпились испуганные дети и несчастная жена. Мне пришлось съездить за доктором англичанином, с которым я познакомился, когда мы неделю назад рыбачили рядом на длинном причале поселка. У меня был номер его телефона в отеле, расположенном на другом конце острова.
Доктор Спок, несмотря на свою худобу, постоянно потел. Осмотрев рану Бамуки, он вытер носовым платком взмокшую лысину и некрасивый длинный нос, сказал, что рана не такая опасная, сухожилия не повреждены и нога, когда рана заживет, будет двигаться нормально. Он дал негру какую-то мазь, а чернокожей хозяйке, чтобы ее успокоить, — несколько долларов. Та низко кланялась в ноги щедрому человеку, прижимая к груди деньги.
Лиза, с согласия хозяйки хижины, осталась дежурить возле раненого негра. Мы с доктором отправились пешком к нему в гостиницу, он попросил составить ему компанию в бридж. Вообще это был веселый добродушный человек, несколько безответственно относящийся к жизни, и потому в свои сорок пять лет он был все еще холост. Получив от предков приличное наследство, он позволял себе многое из того, что недоступно другим. Кстати сказать, баловался доктор наркотиками. Говорил, что это так, несерьезно. Прямо за игрой он нюхал опиум через свернутую в трубочку карту и даже предлагал попробовать мне, но я вежливо отказывался.
Возвращаясь к себе в бунгало, я завернул на огонек к ребятам, которые, как оказалось, очень обиделись за то, что мы не приехали на жареного марлина.
— Вы корешков променяли на какого-то негра, — сказал мне обиженно Димон. — Что тут, негров мало? Мы вон для вас целый ансамбль аборигенов на пикник заказали. Там такие пляски у костра были!
Но Сергей заступился за нас:
— Ладно, не напирай, сострадание — характерная черта русских писателей.
Из вежливости я распил с ребятами ящик пива, хотя мне необходимо было идти работать над рассказом. Но от завтрашней рыбалки отказался: наутро мы с Лизой запланировали поиск кинокамеры. Вообще я решил не оставлять больше непослушницу одну в воде: мало ли что еще с ней могло случиться. И удержать ее на берегу было невозможно.