— Скажите, что он значит?
— Человек похоронен.
— А почему номер?
— Бомж, они идут под номерами.
— Но ведь здесь была похоронена нормальная женщина, — не удержался я.
— Похоже, потому что бомжей хоронят на спец-участке.
— Тогда где же эта женщина?
— Ушла, — засмеялся рабочий и тоже пошел, волоча скрипуче-музыкальную лопату.
У любого человека есть свои таланты, только не у каждого хватает ума их развить. Я знал свой: наука. Поэтому я не выступал на собраниях, никуда не лез, любил работу тихую. Я не был склонен к неуемной деятельности, приключениям и уж тем более к авантюризму. Я не признавал диалектику, как борьбу противоположностей: почему противоположности должны бороться, а не дополнять друг друга? Может быть, потому, что отрицал борьбу, у меня и спилась жена?
И не поэтому ли я, тихий человек, попал в авантюрный клубок, где сплелись преступление, колония, мистика и пропажа могильного трупа?..
Я вышел с кладбища. Уже вечер. Глянул на адрес, данный сыщиком. Другой конец города, так называемый «спальный район» — туда ехать на трех видах транспорта. Часа полтора.
Я вышел на мостовую и остановил частника. За сумму, почти равную половине моей кочегарской зарплаты, он докатил меня до места. Зато за сорок минут.
Я осмотрел пятиэтажный блочный дом постройки шестидесятых годов. Дом просится на слом, но за долгие годы так густо и живописно оброс тополями, что казался старинным желтым особняком. Я нашел парадное и поднялся на третий этаж. Вот она, квартира семнадцать… Звонок… Надо звонить…
Выйдет человек. Кто выйдет, какой человек? Спросит, что мне нужно? А что мне нужно? Ага, я объясню; нет, я поинтересуюсь, не здесь ли проживает моя бывшая жена, которую я убил и которая сбежала из своей могилы?..
Мне вспомнился где-то вычитанный медицинский термин: делирий — острая спутанность сознания.
Я спустился во двор и в стороне от парадного, в тополиных проростках, в ушастых лопухах нашел скамейку. Сел. Зачем? В засаду. Делирий так делирий.
Мне казалось, что сейчас нужно думать о чем-то важном. Об умершей матери. О живом отце. О друзьях, которых, в сущности, не осталось. О смысле жизни. Прочесть бы молитву, но я их не знал. В конце концов, думать о том, ради чего здесь сижу.
Я глянул на часы — прошло полтора часа. Поздний вечер. Изредка в дом входили люди, возвращаясь с работы. Пахло тополями. Уже полуночный июньский свет казался дымчато-прозрачным лепестком гигантского цветка, наброшенным на город…
Голову просквозило холодом, словно дунуло с ледника; сердце отозвалось горячим растрепанным ритмом… Дрожащими руками уперся я в скамейку — чтобы удержаться. Фигуру Натальи спутать я не мог. Она… Ее легкое покачивание, ее широкий шаг, ее прическа… Она открыла дверь в парадное и на секунду подставилась свету — ее лицо, сильно оплывшее и ярко-свекольного цвета…
Краснощекая птица!
Она ушла. Я перепрыгнул скамейку и побежал, огибая тополя, пересекая улицы, ныряя в подворотни, выскакивая на перекрестки, влетая в какие-то переходы, минуя скверы, оставляя за собой кварталы…
Я знал, от чего бегу — от страха. Но куда?
Можно не делать того, что надо делать; но всегда надо знать, что ты этого не делаешь. Я ничего не делал и не знал, что делать. В голове, как металлическая монета в пустой банке, ни к селу ни к городу звенело прилипшим анекдотом: «Доктор, я жить буду?» — «А зачем?»
В детстве я видел сцену с сумасшедшим. Он подошел к железнодорожной кассе и попросил: «Дайте мне билет». — «Куда?» — «Все равно куда». — «Назовите конкретный пункт». — «Дайте билет туда». — «Куда туда?» — «Тогда дайте билет оттуда…»
Мне не хотелось брать билет туда, я хотел получить билет оттуда. Говоря проще, жить не хотелось. Ни двигаться, ни говорить… Мне казалось, что в организме все функционирует, кроме мозга.
— Мать твою в сосочку! — выругался Петр, ставя на стол бутылку водки. — Что ты сидишь, как в дерьме по уши?
— Неприятность, — промямлил я первое попавшееся слово.
— Неприятность, и ты сразу ныряешь в тину? Что всю ночь делал?
— Анализировал.
— Ха, анализировал! Мужик что делает, когда невезуха?
— Смотря какая невезуха…
— Да хоть что, хоть банан в заднице вырос!
— И что делает мужик, если в заднице вырос банан?
— Стакан на грудь и рога в землю.
— Это, значит, как?
— Иди в баню, попарься, а вернувшись, хвати грамм сто пятьдесят.
— И что будет?
— В парной все само собой продумается, а водочка поставит заключительный диагноз.