В нашей кочегарке мы вдвоем поминали моего отца. Закупки провел Петр. Его фантазия дальше водки и колбасы не шла, поэтому шаткий стол был завален чайными, докторскими и даже сервелатами. Наливали в фаянсовые чашки, из которых по утрам чаевничали.
Первую порцию выпили молча. Вторую тоже молчком. У меня умер отец — последний родной человек. В мире я остался один. Но я знал, что истинное чувство одиночества придет позже, когда соразмерю громадный мир и себя в нем.
— Володь, а я ведь тоже сидел, — признался Петр, чтобы как-то успокоить меня.
— За что? — вяло спросил я.
— За хищение государственной собственности. Пяти бутылок водки.
— Сколько сидел?
— Три года.
— За пять бутылок-то?
— А как украл! В магазине при помощи домкратов поднял бетонную плиту.
Мы выпили. Куда-то подевался нож, поэтому хлеб и колбасу приходилось ломать руками. Водка шла своим путем. После третьей порции я неожиданно понял, что в мире нет теперь человека, который бы меня пожалел. Он нужен, этот человек, хотя бы на минуту пожалевший меня. Так вот он, Петр, с лицом, похожим на громадную сохнувшую грушу, пожалел, рассказал о своей судимости.
— Держись, все пройдет, — философски изрек Петр, наливая.
— Если бы…
— А что?
— У меня уже все прошло.
Одиночество? Разве в колонии я не был одинок — без матери, без отца и без друзей? А разве с Натальей я не был одинок и унижен?
— Володь, не упускай из виду, что ты теперь богач.
— В смысле?
— Квартирку-то получишь, как у «нового русского».
— Что я в ней буду делать?
— Продашь, найдешь бабу…
Если бы деньги лечили душу… Если бы работа заменяла смысл жизни… Если бы связь с женщиной была бы любовью… Тридцать лет прожил — зачем? Что от них осталось? Пепел.
Когда мы выпили еще — какую уже? — я спросил голосом хриплым и приглушенным:
— Петр, у тебя есть тот, кому можно позвонить ночью?
— Еще две бутылки.
— Что «две бутылки»?
— Осталось. А высосем, то найдем кому позвонить ночью.
— Я имею в виду такого друга, которому можно звонить ночью.
— Зачем будить, когда ларьки работают?
До сих пор мне снились жутковатые сны. А сейчас, после водки, комната с Петром и стол с набором бутылок и колбас, потеряли реальность и обернулись сном. То, что было, кажется сном, или то, что есть — сон?
— А ты дурак, — сообщил мне Петр.
— Да, — согласился я. — А почему?
— Уныние — грех тяжкий.
— Отец умер…
— Ты и до отца дрожал, как веник.
Мы выпили. Беспокойство, грусть, тоска, горе — это же все уныние. Значит, грех? Путает чего-то Петр. Поэтому, чтобы он не путался, я решил его просветить:
— Были у меня мать и отец. Где они?
— Смерть и. жизнь есть тайна.
— Отнюдь.
— А как?
— Смерть и жизнь сами результат самой большой тайны.
— Какой?
— Время — тайна всех тайн.
— Володь, ты больше не пей.
— Почему?
— Заговариваешься.
Я заговаривался, а Петр дурел. Его грушевидная физиономия раздувалась от непонятного напряжения. Если лицу было куда раздуваться — в пространство, — то глазам ничего не оставалось, как лезть из красных глазниц вперед, в сторону окна.
— Петр, закуси, ты мало жуешь.
— Прилетела, — удивился он со страхом, не спуская орбитально-выкаченных глаз с окна.
— Кто прилетела?
— Твое чудо в перьях.
Я повернул голову: за стеклом стояла бесклювая краснолицая птица в белом, почти светящемся нимбе. Я бросился к двери…
Кафе «Конти» посещали лица с достатком, главным образом, молодые люди, успех которых доказывался их свободными манерами и одеждой. Если двое в кожаных пальто вписались сюда, словно два ворона сели на дерево, то третий, каштанововолосый и узкоплечий, казался случайно залетевшим.
— Гена, не менжуйся, — подбодрил Бампер.
— Что нужно бизнесмену? — спросил всех Андрей. — Тачку, мобильник, женщину, водку и красной икры. Тачка стоит на улице, мобильник в кармане, женщины ждут, водка с икрой в буфете.
— Только водку джинсовую, — уточнил Бампер.
— Настоенную на джинсах? — усмехнулся Андрей.
— Эту, елку, джин.
— А мы спросим гостя. Гена, как ты насчет коньяка КС, то есть «коньяк старый»?
Гость кивнул. Бизнесменов здесь знали. Их столик мгновенно прямо-таки изукрасился салатами, закусками, какими-то вазочками с соусами. На красной икре сидели лебеди из сливочного масла. Рулет из индейки с фисташками.
После первой рюмки Андрей спросил Геннадия:
— Почему не допил?