— Кажется, здесь, — пробормотал себе под нос молодой человек и неожиданно споткнулся о крутую ступень крыльца. — Нет! Это определенно здесь, потому что возрождения всегда начинаются с падений!
Молодой человек нащупал над влажной дверью холодную скользкую кнопку и позвонил. Только никто не ответил. Он позвонил повторно, но в ответ услышал гробовое молчание. Он позвонил еще, более настойчиво, и нетерпеливо постучал в дверь ногами. «Спят, черти! — разозлился гость, — хотя в объявлении черным по белому написано: «Приходите в любое время дня и ночи!»
Наконец внизу что-то загрохотало, и в коридоре ярко вспыхнула лампочка. «Проснулись?» — удивился парень, уже познавший силу отечественной спячки. И опять в голове мелькнула навязшая в зубах строка Коржавина: «Нельзя в России никого будить».
«Приходите в любое время дня и ночи, — гласило жирное черное объявление в бульварной газете, — если вам некуда идти, если вы разочарованы в жизни, если вы устали от вечного хамства, лжи, равнодушия, если вы уже не в состоянии бороться за место под небом, за кусок хлеба, за право хоть как-то наладить свой быт… кооператив «Возрождение» ждет вас. Он поможет обрести душевный покой и вновь возродит вас к жизни».
Молодой человек терпеливо ждал, развалившись на белоснежной кушетке около кабинета, и пытался разлепить тяжелые веки. Было тепло, уютно, спокойно. Ядовито пахло свеженастеленным линолеумом. Матовый свет плафона окутывал тело и разливался по жилам, как божественный эль. Заспанный сторож не высказал никаких упреков по поводу ночного набата в дверь и грязных следов на полу. Он молча проводил посетителя на второй этаж и велел ждать.
Ночной гость широко зевнул и, уютно прислонившись к стене, решил больше не бороться со сном, а закрыть глаза и поплыть по течению, как советовал отец отечественной телевизионной психотерапии. И не успело течение подхватить его и понести черт знает куда, как дверь кабинета сама собой отворилась, и розовый свет упал на его продрогшие ноги. Парень без особого любопытства заглянул в кабинет, где за ореховым столом под торшером в белом халате сидел моложавый мужчина лет пятидесяти пяти, и сонно пробормотал:
— Можно входить, или как?
Мужчина молча кивнул, и дверь закрылась также бесшумно, едва сонный гость погрузился в глубокое кресло перед столом. Ему сразу сделалось неуютно. Очень подозрительными показались и козлиная бородка этого типчика и белоснежный халат. Все это в комплексе, включая и электронную дверь, было задумано ради дешевого эффекта. Молодой человек вгляделся в лицо сидящего за столом, и ему показалось, что он где-то его видел.
Мужчина тоже молча изучал нежданного гостя. Наконец произнес, поморщив нос:
— Какой отвратительный цвет у вашей куртки.
Парень усмехнулся и еще глубже засунул руки в карманы. И это не понравилось незнакомцу. Прежние посетители уже с порога испытывали трепет перед белым халатом и электронной дверью.
— Я воспринимаю только естественные цвета, — пояснил мужчина, — а вся эта искусственная мерзость, порожденная в химлабораториях, вызывает во мне ядовитые ассоциации.
Парень опять усмехнулся, сообразив, что вся эта пижонски надуманная речь опять-таки была рассчитана на эффект, и едва удержался, чтобы не спросить про необходимость белого халата.
— Н-ну, — вздохнул наконец козлобородый, натягивая на себя фальшивую улыбку, раздосадованный, что эффекты не действуют, — что вас привело к нам?
— Объявление в газете, — ответил парень.
— А какой именно пункт?
Гость молча вынул из кармана мятую газету и громко прочел:
— «Если вы не желаете больше питаться радиоактивным мясом, ртутной рыбой, овощами, отравленными нитратами, пить туберкулезное молоко, дышать загрязненным воздухом…»
— Достаточно, — перебил мужчина.
И бесцеремонность молодого человека опять не понравилась ему.
— Действительно, свежий воздух и чистую пищу мы гарантируем. Но ведь не только чистая пища привела вас сюда? Решиться к нам все равно что в монастырь.
— Но в монастыре нужно молиться и работать, а вы обещаете абсолютную праздность.
Козлобородый расхохотался. Нет, определенно таких наглецов он еще не встречал.
— Ну, хорошо. Отказывать не в наших правилах. Семья у вас есть?
— Уже нет! — ответил гость.
— А где вы работаете?
— Нигде. Я поэт.
Глаза козлобородого тут же вспыхнули хищным и издевательским огоньком.
— К нам уже приходили два поэта. Знаете, оба классики, мэтры, этакие заносчивые молодые гении. Как же их фамилии? Гм… Ага! Вспомнил! Мятлев и Марлинский! Слышали? И оба уверяют, что закадычные друзья Александра Полежаева. Кстати, прижились, и уже хрюкают!