— Вы случайно не выдвигали себя в депутаты? — почему-то спросил Полежаев и почувствовал, что затронул его самую животрепещущую тему.
Директор порозовел.
— В депутаты, вообще-то, выдвигает народ.
— Народ народом, но, мне кажется, вы способны себя выдвинуть сами, без всякого народа, — усмехнулся Полежаев.
Директор, сорвав с себя очки, стал суетливо искать в кармане носовой платок. Нашарив его, он принялся нервно протирать стекла.
— Впрочем, — сказал он после некоторой паузы, — я бы мог осчастливить людей. Да-да, именно я… Именно я могу дать им то, чего они истинно хотят…
Новоявленный Цезарь! — подумал Полежаев, а директор взволнованно продолжал:
— Видите ли, мы планируем народные потребности исходя из своих потребностей. Мы пытаемся завалить народ Петраркой, а народ хочет ветчины. Мы пытаемся вручить ему Сервантеса, а ему нужны серванты и кухонные гарнитуры… Ну… к примеру, в вашем стихотворении свинарка ненавидит зловонную лужу, и что из этого следует? А следует то, что все диктаторы пытаются осушить лужи в угоду одной свинарке. Но они забывают, что вокруг свиньи, и что весь смысл существования свинарки — ухаживать за этими свиньями. Так не проще ли свинарку научить любить лужи? Да-да, это проще и дешевле. Тем более, что она одна. А поднимать свиней до эстетического уровня свинарки — по меньшей мере глупо.
Поэт изумленно поднял брови.
— Не понимаете? — удивился Цезарь. — Все очень просто. Вспомните, к чему сводятся основные обязанности правительства? К обеспечению утробных потребностей народа! Любой диктатор, желающий снискать себе славу, лезет из кожи вон, чтобы максимально набить народную утробу. А зачем? Не легче ли отсечь все излишние потребности, как скульптор отсекает от мрамора все лишнее, и заметьте — не только изрядный аппетит, но и лишние чувства, лишние мысли.
— Не понимаю!
Козлобородый расхохотался.
— Вчера вы были не только свидетелем, но и невольным участником отсечения от себя излишеств. Вчера, после двух кубиков моего гениального препарата, вы как сумасшедший набросились на тарелку с желудями и проглотили их в одну секунду. Вам так это понравилось, что из желания еще раз откушать поросячьего лакомства вы даже выписались из собственной квартиры.
При воспоминании о желудях у Полежаева как-то странно засосало под ложечкой, как у заядлого курильщика при виде сигареты; легкий дурман вскружил голову, и теплота разлилась по телу. Он прав, этот очкарик, подумал гость, к чему такое излишество изощренных блюд, когда есть желуди… Да-да, нужно питаться как-то проще, и сразу отпадут многие проблемы… И молодой человек на сто процентов согласился бы с этим человеком, если бы не его недобрый взгляд сквозь роговые очки.
— Значит, вы уподобили меня свинье?
— Ни в коем случае! — замахал руками директор. — С одной свиной пищи не уподобишь. Нужна, разумеется, и среда. Но желуди, кстати, прекрасная еда! Просто человек не привык их употреблять. Знаете, ирония судьбы: орехи щелкает, а про желуди забыл, а в них прорва бесценных веществ, которых нет в других продуктах. Но самое главное: желуди почти не поддаются заражению от окружающей среды. Хотя дело, как вы догадываетесь, не только в желудях. Отсечь все лишнее и оставить человеку самое необходимое — вот смысл моей идеи! Ведь все, что не является необходимостью, является грехом — гласит Библия. Но человек слишком безволен и слаб, чтобы воздерживаться, поэтому ему необходима жесткая рука.
При этих словах скулы козлобородого приобрели твердость, а взгляд прояснился. Видимо, по поводу роли жесткой руки у него уже имелись кое-какие соображения. Но Полежаев тут же опустил его на землю своей бесцеремонностью:
— Так как же, я не понял, писать заявление? Прошу принять меня в кооператив в… качестве кого? Рабочего? Но учтите, работать я не обещаю!
А директор все никак не мог побороть клокотавшее волнение. Так и есть, вздохнул поэт, опять новая идея преобразования мира. И опять новый вождь. И все в этом же захолустье… Черт… Проклятое место…
Потом долго везли куда-то на юг области в мягком «Рафике» сначала по шоссе, затем по каким-то кочкам и ухабам, наконец по проселочным дорогам. Кудряво живут, думал Полежаев, покачиваясь на переднем сиденье, собственные маршрутки имеют… Интересно, на какие шиши, если там действительно никто не работает?