В багажник «Жигулей» погрузили огромную свиную тушу, и машина тут же тронулась с места.
— Да! — внезапно вспомнил директор, сорвавшись за автомобилем. — Не забудьте выполнить мою просьбу!
— Объявление? Дадим обязательно! — махнул в ответ Закадыкин и устало откинулся на сиденье.
Ну, вот и день прошел, а снова ничего не успел, подумал он сонно. Зато устал как собака. Ничего, теперь домой… Впрочем, нужно заехать в редакцию и дать это дурацкое объявление:
«Приходите в любое время дня и ночи! Если вам некуда идти, если вы разочарованы в жизни, если вы устали от вечного хамства, лжи, равнодушия; если вы уже не в состоянии бороться за место под небом, за кусок хлеба, за право хоть как-то наладить свой быт, кооператив «Возрождение» ждет вас!»
Александр АНДРЮХИН
ОДНАЖДЫ В ПРОВИНЦИИ
Этот жуткий сон повторялся Зинаиде каждую ночь. После того дня, когда ее пропавший муж внезапно позвонил в редакцию, ей с сатанинским постоянством стала сниться сырая темная комната с отвратительно казенным запахом и ржавыми решетками на окнах. В комнате присутствовал плешивый майор, сидевший напротив над раскрытой папкой. Он сладострастно пожирал Зинаиду кошачьими глазками, и ужасное чувство безысходности витало в этих облупленных стенах. Майор шнырял по ее вырезу на вечернем платье, которое в этой обстановке было неуместным, и Зинаида еще больше втягивала голову в плечи и поджимала свои сверкающие ноги.
— Итак, вы утверждаете, что зарезали его без посторонней помощи? — в сотый раз спрашивал майор, ухмыляясь и показывая прокуренные зубы.
— Да, утверждаю!
Зинаида замечала, как вздрагивал майор, и холодная струя недоумения сквозила в его сияющих глазах. Но через минуту блудливая усмешка опять озаряла его протокольную физиономию.
— Так за что вы, говорите, зарезали этого почтенного гражданина? — продолжал насмешливо мент, и вены на его бычьей шее раздувались, когда взгляд застревал на сверкающем декольте подследственной.
— Он убил моего мужа и дочь, — отвечала она тихо, отбивая зубами морзянку.
И плешивый майор вздрагивал повторно, и к недоумению в глазах примешивался ужас.
— Довольно пудрить мозги! Откуда у тебя, у десятиклассницы, муж и семилетняя дочь?
Зинаида прятала лицо в ладонях, пытаясь локтями как можно больше замаскировать свое проклятое декольте. Но оставались ноги. И именно ногами она чувствовала, насколько липок и нечист взгляд проклятого майора.
— Ты, может, косишь под шизофреничку? — полушепотом произносил он, зловеще поднимаясь с места. — Может, это у тебя от мотоцикла?
Зинаида знала, что мотоцикл здесь ни при чем, хотя она и кандидат в мастера спорта, и что ей шестнадцать, и что она стройна и красива, но хоть расшибись, мужа и дочь у нее убил тот самый почтенный гражданин.
Всякий раз после этого потная рука ложилась на ее голое колено, и Зинаида, истерично вскрикивая, наконец просыпалась.
Но сегодня вторая рука нагло обхватила талию, и она с омерзением ощутила у самой своей щеки его прокуренные усы.
— Может, косишь, — шептал он, — так я пойму… Я пойму… — щебетал он, задыхаясь и еще наглее обжимая Зинаиду своими казенными клешнями.
Зинаида с визгом плюнула в его ненавистную физиономию, и майор опустил руки.
— Что-о-о? — ошарашено протянул он. — Я же при исполнении! Как ты смеешь?
Он потянулся к дежурной кнопке на столе и оглушил камеру звонком. Потолок качнулся и поплыл. Поплыли куда-то и стены. Зинаида сообразила, что таким странным образом она перемещается в камеру-одиночку. Табурет под ней превратился в тюремный топчан, стол со стулом — в ржавый рукомойник, а майор неожиданно уменьшился в размерах и покрылся черной шерстью.
— Мяу! — воскликнул он внезапно, и снова зазвенел звонок. — Да как ты посмела? Я же был при исполнении…
Майор выпустил когти, и Зинаида зажмурилась. Сейчас он вцепится своими острыми когтями в ее незащищенную грудь, а ей нельзя будет даже закрыть лицо. Руки почему-то оказались прикованными к потолку. И опять этот проклятый звонок…
— Мама! — неожиданно крикнул кот, и Зинаида проснулась. — Мама! — звала дочь из соседней комнаты. — Звонят!
Холодный пот струился между лопаток и сумасшедше колотилось сердце. Было уже половина седьмого утра. Громко тикал будильник, и сквозь проем неаккуратно задернутых штор пробивались утренние лучи солнца. «Вот чертовщина…» Она взглянула в зеркало, пригладила волосы, встала; набросила на себя халат и направилась в прихожую. «Надо же такое накуролесить! Заикой станешь…» В прихожей она влезла в туфли, посмотрела в дверной глазок, но спросонья ничего не поняла. «Вот-вот… Точно станешь…» — вздохнула она и отомкнула цепочку.