Перед глазами Закадыкина поплыли настольная лампа, стол, стена… Нелепые слухи, уже год ошарашивающие город, опять подтверждались. Но ведь получается бред? Он лично брал интервью у директора этого кооператива на его ферме и ничего ужасного не заметил. Свинарник как свинарник. Только свиньи похоленей. А сам директор был настолько добр, что отвалил редакции свиную тушу килограммов на сто двадцать, причем не моргнув глазом.
— Зинаида, успокойся! Вокруг предпринимателей всегда роятся нелепые слухи. Это уж как правило. Все наша российская зависть! Поверь!
— Нет! — перебила Полежаева. — Я чувствую, что так оно и было. Слухи на пустом месте не рождаются! Да и сам ты что-то знаешь, Закадыкин! Вижу, что знаешь!
— Нет-нет! — закачал головой газетчик, пряча глаза под стол. — Ничего не знаю! Ей-богу, ничего.
— Закадыкин, врешь!
Редактор суетливо достал из стола пачку сигарет и затравленно захихикал.
— Ей-богу, какой-то вздор… Просто фантастика! Ха-ха! М-да, — лепетал он, трусливо прячась от пронизывающего взгляда Полежаевой за клубами табачного дыма. — М-да… Ей-богу… Бывает же такое? Кстати, в милицию уже заявила?
— Ты полагаешь, нужно заявить?
— Нет-нет! Ничего я не полагаю! — одернулся редактор, торопливо закуривая сигарету. — Знаешь… Это такое болото. Ей-богу… Я тебе не советую.
— А я к тебе пришла не за советом! — грубо перебила женщина.
— Сейчас мы вместе пойдем в милицию, и ты будешь свидетелем моего заявления. Если они не почешутся, ты предашь все огласке!
У редактора снова перед глазами поплыли стены, и тягучая ослиная тоска разлилась по его двенадцатиполосным жилам. Главное, сейчас никуда не вляпаться. Главное, не позволить втянуть себя в эту крысиную грызню из-за власти. Там, наверху, знают за что борются. В случае победы им отваливается по солидному шмоту ветчины. А тут, внизу, — это совершенно ни к чему. Есть, правда, категория воинствующих дураков, которые рвут глотки бескорыстно, но все это холопствующее сословие… Мы не из их числа… Определенно, не из их!
— Я думаю, что пока не нужно ничего никуда подавать. Если это действительно слухи — нас с тобой поднимут на смех…
— Нет! — отрезала Зинаида.
И Закадыкин, понял, что на этот раз ему не открутиться. Теперь его тихий кофейный мирок будет разрушен до основания. Вот тебе и не вляпаться… Надо же?
— Зинаида, я убежден, что над тобой зло подшутили.
— Закадыкин, ты всегда был трусом. Но не будь хоть сволочью! — с надрывом крикнула женщина, и редактор, не произнеся больше ни слова, стал обреченно напяливать пиджак.
Дьявольщина… Может, оно и к лучшему? Может, им, свыше, захотелось испытать мою силу духа? М-да…
Заявление молодых людей в Управлении внутренних дел никого не всполошило. Сонный дежурный, выслушав надрывный рассказ женщины, недовольно проворчал, что им следовало бы обратиться в РОВД к начальнику угрозыска, а «переться» в Управление не было никакой необходимости. Он откровенно зевнул и послал к какому-то инспектору на второй этаж. Инспектор на втором этаже, не дослушав, отправил на четвертый. С четвертого отправили на пятый, и в каждом кабинете строго предупреждали, что если данные не подтвердятся, то молодые люди будут привлечены к ответственности. Закадыкин позорно трусил и каждый раз намеревался незаметно выскользнуть в коридор, но Зинаида цепко хватала за рукав.
— Все куплено! — сплюнул в сердцах журналист, когда они после кабинетных мытарств вышли из Управления. — Зря мы так по-идиотски…
Зинаида пыталась вглядеться в глаза редактора боевой молодежной газеты, но глаза газетчика все куда-то ускользали. И это никоим образом не прибавляло оптимизма измученной вдове.
— Они божились немедленно проверить.
— Да уж, немедленно! — усмехнулся Закадыкин. — Посмотри, вон пятки засверкали. Пока Хвостов в Москве, ни один из них не сунется в его гадюшник.
Закадыкин плюнул мимо урны и совершенно не. в духе удалился на трамвайную остановку. Полежаевой стало страшно. Ничего-ничего! Есть живой свидетель, успокаивала она себя, не прикончат же его из-за угла, как в дешевом американском триллере?
Ровно через неделю, когда Зинаида в одиннадцатом часу возвращалась с работы грязным непролазным переулком, ей навстречу из темноты неожиданно выпорхнули «Жигули». Они насквозь пронзили фарами запоздавшую прохожую и зловеще остановились. Полежаева, прикрыв ладонью глаза, попыталась выскользнуть из этой полосы света, но в ту же минуту дверцы «Жигулей» звонко щелкнули, и два здоровенных парня в импортных кожаных куртках преградили ей дорогу. Сердце бедняжки встрепенулось и отбыло куда-то в коленки, но струсить до обморочного состояния она себе не позволила. Так… Бежать назад нелепо. В проулок сворачивать поздно. Кричать еще рано. По крайней мере, нужно выйти из этого дурацкого пятна света.