Архаровец подошел к нему, ни слова не говоря, взял его за голову и вышвырнул в коридор. Вслед за ним он выкинул рубашку и тапочки с носками.
— Повежливей нельзя? — вскрикнул Берестов, подбирая с пола свои бесхитростные пожитки и думая: «Упаси боже, если телефон зазвонит».
Его повели через длинный темный коридор куда-то вниз, где что-то шипело, шелестело и грохотало. Чем ниже спускались они по ступеням, тем мрачнее становились бетонные стены вокруг. Наконец его втолкнули в какое-то темное, объемное помещение, где он сразу же наткнулся на деревянный топчан. Дверь за ним закрылась, и стало совсем темно.
Прошло минут десять, прежде чем глаза журналиста привыкли к темноте. Он с удивлением увидел, что помещение по объему в полтора раза превышает спортивный зал и сплошь состоит из стоящих в четыре ряда двухъярусных лежанок.
«Да, это казарма», — удивился Берестов и достал из кармана телефон. Он сделал четыре попытки набрать номер телефона Калмыкова, но в темноте это ему не удалось. Неожиданно в казарме зажглись две тусклые лампочки. Берестов, быстро отключив телефон, сунул его в носок и кинулся на топчан.
Дверь в казарму отворилась, и молча стали входить люди с равнодушными и совершено бессмысленными глазами. Они по двое проходили мимо него и дисциплинированно ложились на лежанки, начиная с самого отдаленного конца: один сверху, другой снизу. Поначалу Берестов пытался с ними здороваться, но они не только не слышали, но, кажется, в упор не видели новичка. Леониду сделалось страшно. Цепочка людей, бородатых, немытых, в старой, вылинявшей одежде текла монотонным потоком у его ног и без единого звука послушно занимала свои места. Только один, лысоватый, в какой коричневой фланелевой рубашке скосил на него глаза и молча прошел мимо.
Когда все улеглись, Берестова разделяли с ним только три пустых топчана, поскольку он лежал с самого края. Леонид поднялся и направился к двери. Он три раза дернул дверь, она оказалась запертой наглухо. Ни один не поднял головы и не произнес ни единого звука. Но внезапно свет в казарме включился, дверь отворилась и в камеру вбежали двое парней. Они молча дали Берестову в подбородок, да так, что он отлетел на три метра, достали баллончик аэрозольной краски и начертили на его груди красный крест. Затем подхватили его под руки, отволокли и бросили на топчан рядом с каким-то бичом. Парни ушли. Свет потух. И Берестов про себя с изумлением отметил, что ни один из присутствующих в этой казарме не только не издал ни звука, но даже не пошевелился.
Прошло много времени, прежде чем журналист посмел перевернуться на спину. Он с изумлением заметил, что все вокруг него давно сопят или храпят, но почти никто не возится и, кажется, не мается бессонницей. Берестов снова полез в карман за телефоном, но вдруг неожиданно услышал тихие шаги. Чья-то тень мелькнула перед его носом, и кто-то в черном лег около него на соседний лежак. Берестов напрягся. Тот, который пришел, минут десять не подавал никаких признаков жизни и вдруг прошептал:
— Вас еще не метили?
— Что? — вздрогнул Берестов, поворачиваясь к нему.
— Тише! — прошептал он. — Закройте рот руками или перевернитесь на живот. Здесь здорово секут, даже в темноте.
— Что значит, не метили? — забеспокоился Берестов, перейдя на шепот.
— Это типа прививки. Вы забудете все и будете делать только то, что прикажет голос. Но вы должны помнить самое главное: чтобы сохранить свое я, нужно вспотеть и выйти на ветер. Повторяйте это без конца: «Вспотеть и выйти на ветер!» Это должно у вас отложиться в подсознании. В этом ваше спасение. Ближе к утру секут меньше. Наденьте вашу рубашку наизнанку, чтобы ваш красный крест никому не бросался в глаза. Это знак, что вы не меченый. Здесь не оставайтесь. Идите вместе с нами в цех и делайте как мы. Делайте все, что вам будут говорить. Если вы не будете выделяться из массы, про вас могут забыть.
Договорив это, незнакомец быстро поднялся с топчана и ушел опять в темноту. Берестов долго лежал с открытыми глазами, не шевелясь, и все обдумывал слова незнакомца. Страшная тоска овладела им. Ему тут же захотелось вскочить и броситься к дверям, но он боялся пошевелиться. Он опять вспомнил про телефон и полез в карман. Однако позвонить не решился. Так с рукой в кармане и заснул.