— У тебя грудь как у Афродиты, — шептал он, прижимаясь к ее мягкому животу, — а талия, как у Таис Афинской. Тебя ваяли по закону золотого сечения…
Через час, придя в себя, Маргарита выскользнула из-под его руки и, блаженно потянувшись, нагой проследовала к телефону. Она набрала номер своей лучшей подруги и восторженно прошептала в трубку:
— Светка, тело отозвалось!
Маргарита набрала воздуха, чтобы на одном дыхании излить в подробностях все свои интимные тайны, как вдруг в прихожей раздался звонок. Маргарита вздрогнула и, сказав, что перезвонит, кинулась к халату. У двери она остановилась. А может, прикинуться, что ее нет дома? Вдруг это бандиты. Впрочем, бандиты предпочитают вламываться без звонка.
Маргарита на всякий случай достала из ванной топорик и, поставив его рядом с дверью, отперла бронированную дверь. Выглянув в коридор, она увидела, что перед запертой решеткой толкутся три милиционера.
— Вы Маргарита Горелова? Отдел по борьбе с организованной преступностью.
Берестова привели на мойку с мокрым бетонным полом, дали в руки шланг и показали, как мыть бутылки. Их стояла целая гора в грязных и пыльных ящиках.
— Которые с этикетками, бросай в ванную, — пояснила женщина. — Мытые будешь ставить в пустые ящики. Ферш-тейн?
Берестов кивнул.
— Прекрасно! А сейчас можешь сходить в туалет. Как раздастся звонок — бегом на рабочее место.
Женщина указала в сторону цеха и исчезла. Берестов вошел в цех и увидел дисциплинированную очередь в туалет. Он встал за последним. Из очереди вышел тот самый лысоватый типчик в коричневой рубашке и встал за ним.
— Если будет звонок, беги сразу на мойку, независимо от того, успел ты или не успел, — произнес он шепотом.
Очередь двигалась быстро. Когда они вошли в огромное и вонючее отхожее место, Берестов с удивлением услышал человеческую речь. В основном, конечно, мат. Он с изумлением отметил, что лица некоторых из этой массы приобрели человеческие черты и в кое-каких глазах появилось некое подобие жизни.
— Здесь не секут, — произнес вошедший за ним товарищ. — Можешь говорить свободно. Но долго здесь находиться тоже нельзя.
Действительно, все, кто заходил, быстро подходили к писсуарам, делали свои дела и, не задерживаясь, выходили обратно.
— Насколько я понял, это завод по производству фальшивой водки?
— Да, это завод.
— А где это? В каком месте?
— Не знаю. Завод стоит в лесу. Судя по деревьям — средняя полоса.
— Ты знаешь, как отсюда выйти?
— Год назад нам разрешали выходить на улицу. Но после бунта запретили. Тогда мы выломали ворота и побежали. Половину вернули. Остальные исчезли. Куда делись — неизвестно…
В это время в цехе раздался звонок, и все поспешно стали разбегаться по своим рабочим местам. Побежал и Леонид.
— Когда работают станки, по цеху ходить нельзя, — шепнул его новый друг и исчез.
Берестов вернулся на мойку и принялся за работу. Он усердно мыл бутылки и незаметно осматривался. В мойке было две двери. Одна вела в цех, другая — черт знает куда. Туда-то и ушла женщина, видимо, вольнонаемная. Прошло очень много времени, прежде чем прозвучал звонок, может быть, даже часов шесть или восемь. Журналист устал и проголодался. Его никто не контролировал. Он был один, если не считать, что время от времени к нему на мойку наведывались два угрюмых мужика, которые молча грузили на тележку мытую посуду и оттаскивали ее в цех. В открытую дверь Берестов видел, что в цехе все работают молча, сосредоточенно и слаженно. Стоящие за конвейером работники не делали ни одного лишнего движения. «Точно механизм в часах», — удивлялся про себя Берестов. И когда прозвучал звонок, журналист увидел, что конвейер встал и в наступившей тишине можно было услышать шаркающие шаги.
Берестов, бросив шланг на пол, направился в цех. Там опять стояла длинная очередь в туалет. Берестов пристроился самым последним и нащупал в кармане телефон. Тот лысый в коричневой рубашке, как и в первый раз, вышел из очереди и встал за ним. Когда они вошли в отхожее место, новый друг произнес:
— Руки в карманы никогда не клади. Они секут.
Берестов тут же извлек из кармана телефон и начал оперативно набирать номер Калмыкова. Все, кто находился в туалете, затихли и уставились на него. Воцарилась такая тишина, что стало больно в ушах.
— Алло! — радостно воскликнул Берестов, услышав голос Калмыкова. — Старик, это я!