— Мы вместе будем воевать, — согласилась Влада. — Но — воевать, а не…
— Я люблю тебя, Влада. На войне каждый бой может оказаться последним, но любовь всегда была, есть и будет сильнее войны. Я…
— Подожди. Давай без патетики, мне она еще в пятом классе надоела. Пусть вначале похоронят тех, которых мы убили, пусть пройдет сорок дней. Может быть, тогда…
— Ты права. Прости.
— И что теперь? — спросила Влада, когда Стас сел за руль.
— Новую партию киллеров здесь не тренируют, — сказал он, поворачивая ключ в замке зажигания. — Все следы заметены. Но, может, Фаддеич, бригадир сторожей, что-то знает? Наведаемся к нему?
— Мы же не знаем, где он живет.
— Как не знаем? В поселке, рядом с коттеджами.
— Думаешь, этого достаточно?
— А мы проверим. Посмотри по карте, где тут ближайший поселок. Впрочем, не надо.
Стас развернул машину, вернулся к дому отдыха и, повернув перед ним направо, свернул на проселочную дорогу, уходившую от дома отдыха в глубь леса. Видимо, ночью прошел дождь, и на дороге было много луж. Стас старался их объезжать, но деревья не везде позволяли это делать.
— Не застрять бы… — ворчал он.
Лес с правой сторона вдруг кончился, словно остановленный невидимой, но непроходимой для деревьев стеной, и Стас свернул с лесной дороги на упершуюся в нее асфальтовую. Слева поплыли нарядные коттеджи, двух- и трехэтажные. Некоторые еще строились, а три-четыре были обозначены только фундаментами, едва заметными сквозь заросли травы.
— Чем отличается зародыш непостроенного дома от останков отслужившего свое и пошедшего на слом? — спросил Стас и тут же сам себе ответил: — По сути дела, только темпоральными координатами. А внешне — почти ничем.
— Жизнью, радостными событиями — да и печальными тоже, — которые произошли в стенах этого дома, пока он еще был жив, — не согласилась Влада. И, подумав немного, тихо добавила: — У меня такое чувство, словно моя жизнь из стадии «фундамент» сразу же перешла в состояние «пепелище». Что ничего уже не будет, ничего!
Стас плавно остановил машину, повернулся к ней, упрямо сжал бесцветные губы.
— Все у тебя еще будет! Все! И коттедж, и семья, и дети! Жизнь только начинается! Трудная и опасная — это да. Но жизнь, а не пепелище!
— Тебе бы на митингах выступать. На предвыборных. Убедительно впариваешь.
Стас нахмурился.
Вот и пойми эту Владу. Сама ноет, а когда начинаешь успокаивать, сама же высмеивает. И что ей ответить?
Стас вспомнил, как вчера вечером Влада бродила по московским окраинам, словно заблудившийся пьяница, уверенный, однако, что он вот-вот придет домой. Как он шел за нею, вначале осторожно, боясь попасться Владе на глаза, потом, осмелев, приблизился на десяток шагов. Он понимал. Влада, ошарашенная случившимся, не знает, что ей теперь делать, и даже не знает, туда ей теперь идти. Он тогда еще подумал, что ему тоже не мешало бы осмыслить сложившуюся ситуацию. Но осмысливать было нечего: его любимой плохо, и он должен сделать все для того, чтобы ей стало хорошо. Если понадобится для этого убить кого-то, он теперь может сделать и это. Жребий брошен… Тем более что убивать придется как раз тех, кто решил все за него и Владу, обманом заставил их перейти Рубикон.
Со вчерашнего дня, в общем-то, ничего не изменилось. Только Влада не плачет, как почти весь вчерашний день, а ноет. Ноет и высмеивает пытающегося ей помочь парня — с которым спала, меду прочим!
Ничего. Пусть ноет, пусть высмеивает. Лишь бы не плакала.
Они вышли из машины. И в самом деле, здесь начиналась обычная деревенская улица: обложенные кирпичом или обшитые вагонкой деревянные дома, покосившиеся заборчики, куры, разгуливающие по обочинам. Дом, напротив которого они остановились, был стар и не ухожен. Желтая краска стен потускнела, крыльцо покосилось. Яблони в саду тоже были старые, и лишь кое-где из листвы выглядывали мелкие плоды, хотя урожай на яблоки в этом году был хороший.
— Отстань немного, — попросил Стас. — Вдруг во дворе злая собака. Пускай она на мне одном штаны треплет.
— Если собака здесь и есть, то она старая и беззубая, — предположила Влада и угадала: из конуры, на которую почему-то была навалена груда хвороста, вылез старый облезлый пес. Жалобно гавкнув, он завилял хвостом, подслеповато глядя на визитеров и выпрашивая подачку.
— Извини, старик, у нас ничего нет! — развел руками Стас и, оглянувшись на Владу, удивленно покачал головой. Влада равнодушно пожала плечами. Что, дескать, особенного? Я еще и не такое могу!
Стас постучал, услышал «Не заперто!» и открыл скрипучую дверь. Под ноги ему упал алюминиевый бидон: прихожая была захламлена пустыми бутылками, стеклянными и пластиковыми, старыми кастрюлями, ведрами и баками для стирки белья.