Звонил телефон. Видимо, Геннадий задерживался. Евгения Маратовна сняла трубку. Мужской голос, тот, неизвестный, гадливо усмехнувшись, спросил:
— Ну?
— Что «ну»?
— Контракт не подписала?
— Еще раз позвонишь, заявлю в милицию.
— Фирмачка, больших людей обижаешь…
— Плевала я на твоих больших людей!
— Им стоит шевельнуть пальцем, и тебе придет звездец.
— Меня, знаешь, сколько раз пугали?
— Если отмазалась от наркоты, то надеешься проскочить на шарапа?
— От какой наркоты?
— Мы того халдея, который вырвал сумочку, найдем и поджарим.
— Ничего не понимаю…
— Маратовна, ты уже сегодня глаза вылупишь.
Трубку положили. Она глянула на часы — те стояли. Евгения Маратовна поднялась со стула, одернула шелковую спортивную куртку и подошла к окну.
За время предпринимательской деятельности, а может, за годы уже не юной жизни, она скопила некоторые полезные принципы. Например, надо поддакивать ситуации. Не лезть на рожон, но и не приспосабливаться. Мягко вплывать в течение жизни. Короче, надо поддакивать ситуации. Но эта ситуация требовала не поддакивания, а чего-то иного. Проще всего допустить, что названивал дурак или недоброжелатель… Проще, если бы не конкретное требование подписать контракт…
Она прослушала звуки открываемой двери. Шаги в передней, в коридоре… Незнакомые, шуршащие и боязливые. Евгения Маратовна беззвучно выдвинула ящик стола на ширину ладони и достала газовый пистолет. А что дальше? Ждать и оказаться для него внезапной…
На пороге появился человек, знакомый до неожиданности. До сердечного перебоя. Светлый костюм, светлый галстук, светлая рубашка… Но у этого человека лицо потемнело до такой степени, что, похоже, бросало темные блики на одежду. Стекла очков казались закопченными.
— Геннадий, что с тобой?
— Женя, меня уволили из школы.
— Тебя? Уволили?
— За такие поступки, которых я не совершал и не могу объяснить…
Евгения Маратовна положила пистолет в стол, подошла к мужу и погладила его щеку, словно хотела стереть темный налет:
— Гена, не надо ничего объяснять.
— Нет, надо… Дойдут слухи…
— Гена, я знаю, из-за чего тебя уволили.
— Уже позвонили?
— Никто не звонил.
— Откуда же ты знаешь?
— Гена, тебя уволили из-за меня.
10
Следователь прокуратуры Рябинин вернулся с места происшествия. Сняв куртку, он достал из шкафа бумажную салфетку и начал оттирать грязь с рукава, пока не засохла. Вроде бы не поддавалась. Он догадался, что не так испачкан рукав, как заляпаны очки. И щека, и лоб, и ворот пиджака… Серо-синяя глина. Пришлось взять не очень свежее полотенце — лежало меж папок с бланками допросов — и пойти в общественный туалет.
Вернувшись, Рябинин обнаружил у двери своего кабинета гражданина, которого ему захотелось отторгнуть по ряду причин. Хотя бы по главной: он семь часов провел на происшествии и устал, словно вернулся с лесоповала. К тому же гражданин весьма походил на интуриста. Обилие металлических пуговиц на куртке, шляпка с козырьком, сумка с какими-то ушами…
— Вы ко мне? — спросил Рябинин, пробуя вскользнуть в кабинет скорее его ответа.
— К вам, Сергей Георгиевич.
Пришлось впустить, коли знает имя; пришлось даже предложить стул. Убрав полотенце и пригладив волосы, Рябинин сказал:
— Слушаю.
— Сергей Георгиевич, не узнаете?
Он снял шляпу. Из-под нее выкатились волосы и рассыпались по плечам, словно покрыли их черным лаком. Мохнатые темные брови топорщились нахально. Да и крупный нос с массивным кончиком, словно его утяжелили для клевания. Черные глаза с неожиданным сиреневым отливом…
В память что-то клюнуло, но не проклюнулось. Да и не было сил на воспоминания.
— Кто вы?
— Михаил Кохин.
Теперь память мигнула фонарем, мгновенно высветив все те перипетии, которые терзали нервы, когда он вел дело на этого человека.
— Кохин, я тебя арестую.
— Ай, Сергей Георгиевич, слишком много мороки. Я теперь иностранец, был в свое время признан невменяемым. Да и восемь лет прошло, уж, наверное, срок давности вышел…