— Обидно, Сергей Георгиевич. Отдаем свою жизнь, а что слышим? Менты.
— Да вы сами себя стали звать ментами…
— Скоро будем откликаться на мусоров.
Оладько допил чай, вежливо глянул на сейф, где хранилась водка, взял свою папку с бумагами и поднялся. Рябинин спросил:
— И куда сейчас?
— В гостиницу, холодильник украли.
— Там же охрана…
— Якобы замена старых на новые, пришла бригада и вынесла. Оказалось, никакой замены не проводилось.
— Холодильник дорогой?
— В том-то и дело, что старый, вроде бы «ЗИЛ».
— Кому же он нужен?
— Отдадут за бутылку.
Рябинин усомнился: собирать бригаду, обманывать охрану, тащить такую тяжесть, рисковать — ради чего? Он бывал в гостинице, где полно вещей дорогих и компактных. Например, телевизоры — и все импортные.
— А из какого номера?
— Из сто второго.
Рябинин напрягся неожиданно и непроизвольно. В него впилась тревога, но впилась бессильно — надо было что-то вспомнить. Что? Сто второй номер гостиницы… В этом номере что-то было или кто-то жил… Но ведь там…
— Сергей Георгиевич, водка не пошла?
— Капитан, ищи холодильник!
— Само собой, — удивился Оладько.
— Ищи в земле, в воде, в яме, в подвале… Но только не в квартирах — его не продали.
— Почему?
— Потому что в холодильнике труп.
— Чей?
— Немца Коха.
16
Пожар сжег не только дом — пожар выжег что-то в ее душе. Память об отце складывалась не из его воображаемого образа, но также из предметов материальных: одежды, книг, очков… Садоводческий домик был, в сущности, отцовским музеем. Евгения Маратовна работала, старясь не подавать горестного вида. И, похоже, ей это удавалось: щеки и губы сухо стянуты, глаз же под темными очками не видно.
Мешало другое… Нет, «мешало» слабо сказано: казалось, что ее тело пропитал цементный раствор, который медленно твердеет. Тяжело двигаться, бесплодно думать… Она не могла работать.
Евгения Маратовна приучила себя отыскивать истоки: как говорил один полярник — докопаться до талого.
Ей жалко сгоревшего домика? Старенький, даже не был застрахован, на его месте она в силах построить новый, современный, коттедж…
Жалко памяти отца? Да. Но ведь остался его образ в сознании, осталась его квартира, вещи, фотографии…
Тогда что же вяжет ее тело и мозг? Стены офиса… Солнце легло на стол и отразилось на потолке желтоватым мягким прямоугольником. Нет, не стены — люди. В коллективе живет человек, живет предатель, который все доносит бандитам. Они знают о каждом ее шаге. Но кто он?
Евгения Маратовна закрыла глаза, мысленно пропуская перед собой лица сослуживцев: приятные, не очень, безразличные — разные. Да разве по лицам прочтешь?
Она вызвала начальника охраны.
— Андрей Семенович, вы способны на откровенный разговор?
— Только с вами.
— Ситуацию вы знаете… Мне угрожают по телефону, пострадал муж, провокация с наркотиками, сожгли дачу… Ваше мнение?
— Не понимаю, — вяло удивился он. — Ведь контракт пропал, и проблемы нет.
— Проблема есть: теперь они требуют, чтобы я ушла с директорства.
— Им это зачем?
— Посадят своего человека.
Начальник охраны задумался. Казалось, что думает он не головой, а всем телом, которое напряглось и приготовилось. Коротко остриженные седеющие волосы выглядели крепким белесым шаром. Взгляд равнодушно-тяжелый лег на стекло стола. От непосильной задачи он вздохнул. Она помогла ему:
— Андрей Семенович, не напичкан ли офис «жучками»?
— Вряд ли.
— А если проверить?
— Профессиональное обследование одного квадратного метра площади стоит сорок долларов.
— Мне кажется, Андрей Семенович, что есть подлец среди нас.
— Все проверены и перепроверены мною лично. Вот только секретаршей я не занимался.
— Вера? Она знает итальянский язык и умеет готовить чай по десяти тибетским рецептам, — усмехнулась директор.
— А милиция?
— Многозначительно помалкивает.
— Евгения Маратовна, может быть, наши сотрудники чисты?
— Чисты? А кража контракта?
Начальник охраны помялся, и еще гуще понесло куревом: казалось, его камуфляжная куртка набита окурками. И все-таки вкрадчивый аромат сандала одолевал: с ее щек и шеи возгонялись капельки старых духов «Roma», которые могли испаряться только с теплой кожи человека.
— Андрей Семенович, я опасаюсь за свою жизнь, — вырвалось у нее.
— Я дам для самообороны авторучку. С лазером, для ослепления.
— Думаете, спасет?