— Евгения Маратовна, вот машина…
— Нет, я пешком.
— Я с вами.
— Спасибо, не надо.
— Пойду сзади.
— Андрей Семенович, не обижайтесь, но ваш конвой стеснит мою свободу.
Она двинулась своим хоженым путем. Отказаться от ходьбы значит показать бандитам свой страх. Охранник бросил ей вдогонку:
— Тогда я за вас не отвечаю.
— Только перед Богом, — засмеялась она.
Евгения Маратовна шла, стараясь ни о чем не думать. По крайней мере, не думать о контрактах, поставках, сделках, процентах… Эти мысли вытеснить удалось, но вместо них, как воздух в пустоту, в голову ринулись другие, еще тяжелее первых — мысли о криминале. Она не понимала политики государства.
Всем известны бандитские группировки, о которых рассказывают и пишут; почему же нельзя их ликвидировать? Сообщают о крупных сходках воров: почему нельзя арестовать их скопом? Если в стране такая высокая преступность, зачем систематически проводятся амнистии и условно-досрочные освобождения? Нет ни одного фильма без крови и насилия: зачем молодежи вдалбливают, что такова жизнь и преступность естественна?.. Кому нужно спаивать ребят пивом, обманывая, что это не алкогольный напиток?..
Запах жасмина вернул ее к уличной жизни — прошла наимоднейшая девица. Евгения Маратовна неожиданно поняла, что она, глава фирмы, одевается не как все. Не модно. Одевается, следуя собственному вкусу. Мода и вкус — антиподы. Зачем человеку вкус, если он следует моде? Но личность не может приобщаться к моде, то есть к большинству, — если она личность. Тогда кто такой «современный человек»? Человек, поспевающий за модой?
Евгения Маратовна шла по краю панели. Автомобиль-фургончик, почти задевая колесами поребрик, обогнал ее на тихой скорости и стал метрах в трех. Задние дверцы приоткрылись. Она не видела человека, а лишь мелькали руки. Дверцы стали чуть пошире. Оттуда, неумело ловимый пальцами, выпал пышный венок из махровых ярко-красных цветов. Как кровь пролилась на асфальт…
Евгения Маратовна сделала шаг, нагнулась, подняла венок и протянула в темный проем дверей. Там, в проеме поблагодарили и венок приняли. Одновременно с этим четыре руки попарно схватили ее за кисти, рванули вверх, втянули в расширенный проем и швырнули на пол, на венок. Дверцы лязгнули. Машина дернулась, точно сорвалась со старта.
Евгения Маратовна попробовала вскочить. Тонкая веревка оплела ей руки туго, ладонь к ладони. Кричать, надо кричать… Пальцы в перчатках, пахнувшие резиной, заклеили рот лентой. Она рванулась всем телом, пытаясь встать, но хлесткий удар ладонью по лицу прижал к полу.
— Доигралась, стерва, — хрипанул мужской голос.
Маленькое боковое окошко было задраено плотной тканью, но в оставленную щель цедился мутный свет. В полумраке Евгения Маратовна разглядела две фигуры в масках и в рабочих комбинезонах. Мужчина среднего роста и второй, громадный, с тяжелым висячим животом.
Ей казалось, что машина несется по городу, не обращая внимания на светофоры. Здоровенный мужчина заговорил:
— Можем с тобой сделать все, что захотим. Например, изнасиловать.
— Не будем насиловать, — сдавленно не согласился второй. Евгении Маратовне хотелось освободить рот и спросить, что им нужно. Деньги, квартира, машина?..
— Можем отдать тебя хачикам в притон, — сообщил пузатый.
— Не отдадим, — невнятно пообещал второй. Она смотрела на окошко, на светлую полоску свободы — ей казалось, что громадные дома один за одним падают на машину и никак не могут упасть.
— Можем сделать тебе укол и заразить СПИДом, — размышлял пузатый.
— Не заразим, — вроде бы усмехнулся второй.
Евгения Маратовна знала, что ей надо думать, искать выход, пытаться… Но мозг оцепенел так же, как и тело. Да и что сделаешь? Двое мужчин, третий за рулем…
— Можем облить личико серной кислотой, и твой учитель тебя не узнает, — фантазировал пузатый.
— Не будем, — сказал второй нормальным, не сдавленным голосом.
И Евгения Маратовна сразу его узнала. Подняв связанные руки ко рту, она отлепила край ленты и спросила шепеляво:
— Андрей Семенович, разве я мало вам платила?
Начальник охраны стащил маску со злобой, словно кожу содрал:
— Платила? Да ты по каждому контракту входила в клинч! Выламывалась, как могла. Держала масть. Сколько денег прошло мимо — миллионы. Тебя предупреждали, просили… Все, базар окончен. Погасим тебя. Едем до первого лесочка. Пузо, снимай маскарад — эта стерва больше никому ничего не скажет.
Пузо снял маску и своими корявыми толстыми пальцами вновь залепил ей рот. В оконную щель теперь виделось только небо. Значит, выехали за город. До первого лесочка…