Есть среди пьес театра Но и пьеса под названием «Мэкари». В ней говорится, что в море Хаямото живет Урокодзу-но Сэй, и «сегодня ночью, в третью стражу, бог-дракон Рюдзин появляется из моря Хирахара, когда море становится плоским, словно земля, в то же время собираются синтоистские жрецы и с факелами спускаются в равнину и бросают водоросли в море к радости бога».
Третий час ночи.
До отлива оставалось недолго.
В главном здании храма к небу возносились моления норито. Туристы все прибывали, и каменная ограда святилища уже еле вмещала всех желающих.
Внизу расстилалось море. Волны обдавали скалы брызгами. Церемония проводилась при выключенном электрическом освещении, и в целях безопасности катера береговой службы вышли в пролив, чтобы в случае чего осветить прожекторами путь.
С лодки наблюдать за церемонией было невозможно. Начался отлив, и вода мчалась по проливу со скоростью восемь узлов. Маленькую лодку унесло бы запросто. Рев течения слышался даже со стороны моря.
Фонари в святилище погасли. Остались только костры, как в стародавние времена. Из храма спустился жрец в шапке эбоси и каригину с огромной связкой бамбука в руках. Он зажигал бамбук от огня. Вокруг летели искры.
За ним спустились с лестницы другие жрецы. Один держал серп, другой нес ведро. Все было старинное. Вода уже обнажила каменную ограду святилища. Показались рифы, которых не было видно днем.
Тории стояли у поверхности воды. От них к морю вела каменная лестница.
Жрецы спустились по каменным ступеням, закатав рукава и подолы одеяний. Первый нес бамбуковый факел. Несколько тысяч черных теней смотрели на него.
Вот один из жрецов в свете красного факела сошел на плоские рифы. Вода доходила ему до колен. Все, кто видел его, наверняка поежились от холода.
Отлив наступил в 2:43.
Жрец, согнувшись, стал срезать водоросли. Он передавал морские дары соседу, который складывал их в белое ведро.
Моления стали еще громче, и дрожащий голос выводил в ночи:
– Все обитатели синего моря, и с большими плавниками, и с маленькими плавниками, и из глубин морских, и с окраин морских, дары наши, что мы почтительно сложили, подобно горам, мирно вкусите…
Пляски кагура не прекращались. Огни были потушены, море и суша погрузились во мрак.
Только красный огонь бамбукового факела освещал воду. Жрецы, дрожа от холода, собирали водоросли. После десяти минут в ледяной воде, еще и в февральскую ночь, когда мог пойти мокрый снег, чувства притуплялись. Несколько тысяч черных теней не сводили глаз с церемонии, которая разыгрывалась в проливе.
Проходившие мимо лодки тоже тушили огни. Жители в Данноуре затворили ставни. Исстари считалось, что боги покарают каждого, кто осмелится наблюдать этот ритуал. Даже островки Мандзю и Кандзю в проливе Тёсю, которые были связаны с одноименными божествами, обитающими в святилище, погрузились во мрак. Тьма была поистине как во времена богов.
Жрецы складывали собранные водоросли в белое ведро на камнях. Их белые одеяния казались необыкновенно чистыми. В этот миг создавалось ощущение, что снова наступили древние времена.
Церемония достигла апогея. Заревели волны – да так, будто земля сотрясалась. Многие поэты писали об этом в своих хайку.
Хлад ночи в Мэкари
пробирает аж
до голых колен.
На камне утеса
криво кадка
с водорослями стоит.
Жрец Мэкари —
капли падают
с его одежд.
Однако эту сцену запечатлевали не только в хайку. Современный мир – мир фотографии. Тут и там загорались вспышки, щелкали камеры. Были среди владельцев и репортеры, но большинство – простые любители.
Фотографировать сам ритуал не разрешалось, но туристы под покровом ночи безжалостно рассеивали мрак вспышками камер.
Минут через десять жрецы подняли ведра, наполненные водорослями, и стали подниматься по каменным ступеням. В толпе раздались аплодисменты. Из храма доносились моления.