— Тебе привет! Привет от Верочки и дяди Кости! Они меня встретили с машиной, так хорошо было! Да, тут холодно, так они мне Верочкину шубу прямо в аэропорт привезли, представляешь? Догадались, правда, молодцы? Ты обедаешь дома?
— Где же еще? Ты не волнуйся, — ответил Натаниэль. — Все у меня в полном порядке. Главное, отдохни, развлекись как следует. Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил он. — Тебя в самолете не укачало?
— Ты не поверишь, — мать засмеялась, — я таки уснула. И проснулась только в Москве, в Шереметьево! И слава Богу, а то моя соседка сказала — так болтало над морем, так болтало! А я уснула — и хоть бы что.
— И слава Богу, — сказал Натаниэль. — Как там Саша?
Сашу — сына Веры Николаевны и Константина Сергеевича, давних друзей семьи, — он видел в последний раз за год до репатриации. То есть двадцать пять лет назад. Даже больше. Двадцать шесть.
— Саша — профессор, — торжественно сообщила мать. — Он ездил в Америку, читал какие-то лекции. Но теперь он стал таким бизнесменом! Он совладелец фирмы «Сахар», ты представляешь?
— Очень интересно, — вежливо заметил Натаниэль. — Они торгуют сахаром?
— Вот и нет! — засмеялась мать. — «Сахар» — это сокращение. От «Савельев» и Харазин». Лешу Харазина ты тоже должен помнить, это Сашенькин одноклассник. Вот они и сделали из своих фамилий название. Правда, красиво?
— Да, очень. Очень красиво, передавай им всем привет и пожелания, — сказал Розовски. — Всем-всем передай от меня приветы и пожелания.
— Передам, не волнуйся. Так они очень удивились, что ты стал частным детективом. Саша говорит, ни за что бы не поверил, думал, ты будешь филологом, литератором…
Тут в разговор вплелись равномерные гудки, свистки, невнятица чужих голосов; он громко и торопливо попрощался с матерью.
Положив трубку, Натаниэль рассеянно посмотрел на подернутый мерцающей рябью экран телевизора, пробормотал:
— Есть в этом высшая правда — недоучившийся филолог и несостоявшийся литератор превратился в литературного героя…
Он вышел в кухню, поставил на плиту зеркально сверкающий чайник. Быстрее было бы включить электрический, но Натаниэль предпочитал плиту. Ему нравилось сидеть в полумраке кухни, смотреть на голубое пламя конфорки и слушать постепенно усиливающийся шум вскипающей воды.
Вытащив из полупустой пачки «Бонд-стрит» сигарету, он тщательно размял ее, но так и не закурил, отложил в сторону.
Чайник мелодично засвистел. Розовски приготовил несколько бутербродов с сыром, заварил крепкий чай.
Сказанное шамесом Дарницки больше походило то ли на бред, то ли на сказку. По его словам выходило, что в смерти раввина Каплана виновно какое-то потустороннее существо, называемое диббук, природу которого Розовски так и не понял. Само слово «диббук» вызывало у Натаниэля смутные ассоциации с виденным им когда-то фильмом, то ли польским, то ли чешским. Там шла речь о вселении в тело некоей юной красавицы души ее покойного жениха, которому, видите ли, не нравилось, что его живая невеста решила все-таки выйти замуж. Естественно, за другого кандидата.
Дарницки утверждал, что этот самый диббук способен задушить человека. Натаниэль плохо представлял себе, как может диббук это сделать — разве что руками того, в чье тело бесцеремонно вселился.
Единственной причиной, по которой Натаниэль не отмел сразу абсурдные утверждения шамеса, было то, что он вспомнил вдруг, что примерно полтора месяца назад газеты писали о странном происшествии в синагоге. Правда, Розовски, мало интересовавшийся мистикой вообще и газетными спекуляциями на ней в частности, не запомнил ни названия синагоги, ни имени раввина, упоминавшегося тогда в связи с происшествием. Выходило так, что раввином этим был убитый рабби Элиэзер, а происшествие имело место быть именно в синагоге «Ор Хумаш». Натаниэль решил уточнить детали у господина Каплана-младшего, а заодно попробовать разыскать старые газеты и внимательно прочитать.
Гораздо больше его интересовали в данный момент судьба Даниэля Цедека и упорное нежелание последнего представить полиции и суду алиби. Разумеется, и история с обнаруженным в шкафу среди старых вещей свитка «Метилат Эстер», украденного из синагоги, выглядела чересчур надуманной и даже немного детской: «Где взял?» — «Нашел». Впрочем, в такую версию, особенно с учетом появления накануне загадочного посетителя из института национального страхования, детектив верил больше, чем в потусторонние страшилки Иосифа Дарницки.