Мать посмотрела на стеклянную перегородку кафе, молча покачала головой. С ее лица не сходило тревожно-растерянное выражение.
— И слава Богу, что не позавтракала, — ответила она. — Мне бы кусок в горло не полез. Боже мой, я так волнуюсь!
— С чего вдруг? — Натаниэль успокаивающе улыбнулся и осторожно накрыл сухонькую руку матери своей лапищей. — Все нормально, мама, «Эль-Аль» — самая надежная авиакомпания в мире.
— Лучше бы я осталась дома, — жалобно сказала Сарра Розовски. — Ну в самом деле: куда мне лететь? В семьдесят лет! И что мне, дуре старой, дома не сидится?
— Ну-ну! — Натаниэль обнял ее за плечи. — Ты у меня еще совсем молоденькая! Слетай, повидайся с Верой Васильевной, с дядей Костей. Ты ведь не была там ровно двадцать пять лет!
— Вот именно, — проворчала мать, немного успокаиваясь, — четверть столетия, а ты говоришь — молоденькая…
Она высвободилась из медвежьих объятий сына. Сказала задумчивым и чуть растроганным тоном:
— Это же надо — двадцать пять лет! Думаешь, они меня узнают? В аэропорту, а?
«Они» — это ее друзья в Москве, навестить которых она собиралась ежегодно на протяжении, по крайней мере, последних десяти лет. Каждый раз что-нибудь мешало: то здоровье, то нехватка денег. Только в этом году, наконец-то, решилась. И сама же испугалась собственной решимости — буквально через минуту. Тогда сын самостоятельно, в течение одного дня оформил ей визу, купил билеты, а главное — купил московским друзьям подарки. Последнее обстоятельство оказалось для Сарры Розовски решающим — она обожала делать подарки. Натаниэль и на этом не успокоился и купил в одном из самых дорогих магазинов кремовую английскую кофточку и бежевые брюки. Брюки были французскими. Когда следом он поставил на тумбочку новенькие полусапожки, причем именно такие, какие мать хотела, — мягкие, на низком каблуке, — госпожа Розовски не выдержала и молча пошла в свою комнату паковать багаж.
Теперь она стояла в этом новом наряде, тоненькая и хрупкая. Если бы не голубоватая седина коротко подстриженных волос и не сетка морщин на выбеленном временем лице, ее можно было бы принять за девочку-подростка, зачем-то покрасившую волосы.
— Со спины, — сердито добавила она, когда Натаниэль ей об этом сказал. — Со спины я похожа на девочку.
Они пристроились в хвост очереди к паспортному контролю. Мать, немного оправившись, давала последние указания сыну:
— Не забудь рассчитаться в магазине у Артура. Я там должна что-то около двухсот шекелей, у него записано. Обычно отдаю после пенсии, они там уже привыкли, так ты смотри, зайди.
Натаниэль послушно кивнул. Сарра на минуту замолчала.
В их очереди в основном переговаривались по-русски. Правда, по нынешним временам, это отнюдь не означало, что медленно продвигавшиеся к стойке люди были россиянами, возвращавшимися из гостей или после туристической поездки. Скорее всего, большую часть составляли израильтяне, для которых русский язык оставался родным.
Иными словами, его бывшие и нынешние соотечественники, а еще — потенциальные клиенты. Эту мысль Розовски тут же прогнал: о работе следует думать на работе.
Он тоже чувствовал себя в аэропорту неуютно. Но его ощущения не имели ничего общего с растерянностью матери. Просто здесь, среди обилия провожающих и встречающих, среди странной, почти сюрреалистической картины смешения языков и народов на маленьком искусственном островке, он вдруг ощутил странную двойственность, характерную для большей части провожающих: чувствовать себя одновременно уезжающим и остающимся. Чувство это было неприятным и слегка болезненным. Вообще, если бы в аэропортах (или на вокзалах, автостанциях) проводилось специальное психиатрическое тестирование, людей с симптомами раздвоения личности оказалось бы куда больше, чем предполагает медицина.
Сарра внимательно посмотрела снизу вверх на чуть отрешенное лицо сына и спросила:
— Ты меня слушаешь?
— Что? — очнулся Натаниэль. — Да, слушаю, слушаю. Ты велела зайти к Артуру в магазин и рассчитаться по твоей карточке. Не волнуйся, все сделаю. Сегодня же. За свет и газ тоже.
— А телефон? — вспомнила Сарра. — Вчера счет пришел, ты опять наговорил на пол зарплаты.
«На три зарплаты», — мысленно поправил Натаниэль, вспомнив состояние своего банковского счета.
— И за телефон заплачу, — терпеливо сказал он. — Выбрось все из головы. Что это будет за отдых, если ты все время будешь беспокоиться по пустякам?