Сарра с сомнением покачала головой.
— Ты же опять будешь есть где попало и что попало, — сказала она. — А потом начнешь жаловаться, что у тебя то болит и это болит…
Натаниэль не помнил, чтобы когда-нибудь жаловался на здоровье, но промолчал.
— Сорок лет уже, — с деланной досадой заметила Сарра. — А все как маленький: тебе не напомнишь, так сам никогда не подумаешь. В казане жаркое, в белой кастрюльке куриный бульон. В красной миске — шницели, готовые, только не ешь холодными, разогревай в микроволновке.
Очередь к стойке была невелика — человек десять-двенадцать. До посадки оставалось полтора часа.
«Все-таки не стоило так рано ехать, — подумал Натаниэль. — Теперь ей придется целый час сидеть в верхнем зале». Словно подслушав его мысли, мать сказала:
— Ничего, лучше подождать, чем опаздывать и нестись сломя голову.
Натаниэль согласно кивнул.
— Может, купить тебе что-нибудь почитать в дороге? — спросил он. — Тут есть книжный магазин, по-моему, в соседнем зале. Какой-нибудь детектив. Или газеты.
— В самолете мне никакие книжки в голову не пойдут, — возразила мать. — Нет уж, я лучше попробую вздремнуть. Хотя вряд ли получится.
Раздался мелодичный звон, после чего диктор сообщил о задержке рейса из Парижа, о прибытии самолета из Амстердама и еще откуда-то.
Подошел молодой высокий парень в форме сотрудника службы безопасности, начал задавать вопросы о багаже. Вопросы казались наивными, например: «Когда вы собирали сумку?» или «Не оставляли ли вы багаж без присмотра?» При этом парень как будто и не смотрел на отвечавшего, словно в голове у него все эти ответы раскладывались по специальным ячейкам, образуя мозаичный рисунок.
Видимо, в случае Сарры Розовски этот рисунок выложился быстро. Парень кивнул, перешел к следующим пассажирам.
— А что это он спрашивал? — чуть растерянно спросила Сарра у сына. — И зачем?
— Проверял, не собираешься ли ты захватить самолет и угнать его в Гренландию, — серьезно ответил Натаниэль. — Или в Антарктиду. По заданию пингвинов.
Мать повернулась и уставилась на парня, который с тем же невозмутимым лицом донимал такими же нелепыми вопросами молодую парочку. Вновь посмотрев на сына, Сарра заметила:
— По-моему, очень глупые вопросы. Понимаешь…
Тут телефон, лежавший в кармане куртки, заиграл «Турецкий марш». Поддавшись уговорам своего помощника Алекса Маркина, Натаниэль заменил в мобильнике обычный звонок на вот такое музыкальное издевательство. Теперь каждый раз приходилось долго соображать, что за оркестр поселился в его кармане.
На дисплее, как и следовало ожидать, высветился номер агентства.
— Я же предупреждал, — недовольно сказал он. — Провожаю маму в Москву. Приеду после обеда. Сейчас только полдевятого утра, в чем дело?
— Тебя тут ждут, — сообщила Офра. — И с большим нетерпением.
— Пусть приходят завтра. Или оставят тебе координаты. — Он покосился на мать, прислушивавшуюся к разговору.
— Ладно, иди, — сказала она. — Я же вижу: у тебя дела. Не волнуйся, дальше я сама.
Натаниэль подхватил сумку и последовал к стойке вместе с быстро двигавшейся очередью.
— Езжай, я же говорю — твоя помощь не нужна, — повысила голос мать. — И поставь сумку в тележку.
Натаниэль послушался, подвез сумку к эскалатору.
— Вот, — сказала она. — Отсюда я как-нибудь сама.
Розовски наклонился, поцеловал мать в прохладную щеку.
— Позвони, — попросил он. — Я буду вечером дома. У них там дорого, так я тебе положил отдельно двести долларов — чтобы ты звонила чаще. Так что прилетишь — позвони сразу.
— Хорошо. — Она взяла сумку и ступила на эскалатор. На другой руке у нее болталось кожаное пальто с подкладкой из искусственного меха.
Из расположенного напротив огромного зеркала на него смотрел угрюмый тип со сломанным и оттого смотрящим набок носом, такими же сломанными, прижатыми к черепу ушами и уродливым шрамом, тянувшимся от уголка правого глаза к виску.
Одежда у этого типа была вполне под стать физиономии. Потертые, обтрепанные внизу джинсы, кожаная куртка в нескольких местах обсыпалась от старости. Настроение Натаниэля окончательно испортилось. Обладая такими внешними данными, он еще пытается обзавестись приличными клиентами!
— Да… — пробормотал он. — Вот скажи, кто ж такому типу доверится? Тоже, частный детектив. Скорее, вышибала в сомнительном заведении…
Натаниэль хмыкнул. Отражение хмыкнуло в ответ, явно соглашаясь с уничижительной оценкой. Самым обидным было то, что два самых значительных вмешательства в созданную природой внешность — шрам и сломанная переносица — никакого отношения не имели ни к прежней — полицейской — биографии Натаниэля, ни к нынешней его профессии частного детектива. Шрам, слегка оттянувший вниз уголок правого глаза и разделивший щеку почти пополам, он получил во время службы в армии, когда при учениях на полигоне в Негеве рядом с ним взорвался боевой заряд взрывчатки, использованный кем-то из солдат по ошибке вместо учебного. Что же до сломанного носа, то и это было не результатом самоотверженной схватки с преступником, а памятью о еще более давней боксерской карьере, завершившейся вместе с отъездом в Израиль.