— Покойный не оставил завещания, — догадался Натаниэль.
— Вот-вот. Юдит, по ее словам, готова была махнуть рукой — сколько там могло остаться, у этого пьянчуги. И вдруг… — Офра эффектно подняла левую бровь. — Как думаешь, какую сумму сей господин собрал за год?
— Миллион, — буркнул Розовски.
— Миллион не миллион, но сорок тысяч там есть! — заявила Офра. — А получал он всего-навсего прожиточный минимум — тысячу шестьсот в месяц. Что скажешь?
— Что я скажу — об этом ты узнаешь позднее. Что сказала Юдит?
— Юдит сказала, что раввинат никак не дает ей разрешение на получение денег. Они ведут розыск возможных наследников и делают это, как и все остальное, медленно, не торопясь. И очень дотошно. Правда, даже если они придут к выводу о том, что основной наследницей является вдова, ей выплатят не более двадцати пяти тысяч. Поскольку налоговое управление сочло указанную сумму побочным доходом покойного, они взыскали пятнадцать тысяч шекелей. Плюс управление национального страхования собирается взыскать с выплаченного в прошлом году пособия. В общем, бедной женщине еще предстоит веселая жизнь, — резюмировала Офра, затем аккуратно сложила фальшивые анкеты, заполненные мелким четким почерком в стопочку и положила перед начальником. — Все, — сказала она со скромной гордостью.
Розовски посмотрел сначала на документы, потом на секретаршу и трижды хлопнул в ладоши.
— Ай да Офра! — сказал он. — Браво. И все это ты сделала за один день? У меня просто нет слов… Скажи, пожалуйста, она сама заговорила о смерти мужа? Или ты ее спросила?
— Сама, разумеется, откуда я могла знать, — сердито ответила Офра, дескать, мог бы догадаться.
— Ну да, ну да… — пробормотал Натаниэль. — Действительно. Я же рассказывал обо всем этом без тебя, Маркину. И что, как она говорила об этом?
Офра повела плечами.
— Что значит — как? Нормально говорила. Спокойно. Даже равнодушно.
— Интересно, — сказал Розовски. — Выходит, не была для нее смерть мужа тем потрясением, от которого… — Он задумался. Офра терпеливо ждала, когда ей разрешат продолжить. Натаниэль выдвинул ящик стола, извлек сложенную вчетверо газету «Шаар» со статьей об изгнании диббука из вдовы Хаскин. Но теперь он не статью читал, а, перелистав уже приобретшие известную хрупкость страницы, углубился в изучение программы передач.
— Ну-ка проверим… — пробормотал он. — Девятнадцатое января, двадцать три тридцать. «Дом разбитых сердец». Аргентина, двадцать четвертая серия. Закончилась в четверть первого… Офра, ты этот сериал знаешь?
— Знаю, — ответила Офра настороженно. Поведение начальника начало ее беспокоить еще с давешнего появления в офисе и предложения выйти за него замуж, чтобы варить кофе. Сейчас она обеспокоилась еще больше: прервав доклад, шеф вдруг углубился в чтение телепрограммы полуторамесячной давности.
— По субботам он, разумеется, не демонстрируется?
— Разумеется, не демонстрируется, — Офра нахмурилась. — И по пятницам тоже. А в чем дело?
— Та-ак… — тут Натаниэль повел себя еще более странно. Он начал загибать пальцы, шепотом произнося дни недели и какие-то цифры.
На возникшего в этот момент в кабинете Маркина Офра цыкнула и приложила палец к губам. Теперь на впавшего в оцепенение Натаниэля смотрели уже четыре пары встревоженных глаз.
— Что это он? — шепотом спросил Маркин. Офра молча покрутила палец у виска.
— Девятнадцатая серия, — громко сказал Розовски, закончив свои сложные подсчеты. — Девятнадцатая серия демонстрировалась в тот день. Офра, девочка, — умильно взглянул он на секретаря, — ты же у нас большой знаток всей этой муры… то есть я хотел сказать, латиноамериканского киноискусства. Ты ведь смотрела «Дом разбитых сердец», правда?
— Не смотрела, а смотрю. — Офру ничуть не успокоил тот факт, что начальник говорит членораздельно.
— Вот! — обрадовался Натаниэль. — Вот ты нам и расскажешь, о чем говорилось в девятнадцатой серии. А мы с Сашей с удовольствием послушаем. Правда, Саша?
Маркин мысленно тут же согласился с диагнозом, выставленным Офрой, но, решив, что сумасшедшему лучше не перечить, утвердительно кивнул головой.