— Но вы же разговаривали не целый час, — заметил оправившийся от растерянности Натаниэль.
— Нет, — согласился инструктор. — Мы разговаривали в общей сложности минут десять. Но дважды. В четверть десятого и без двадцати десять. Но ведь, по-моему, вы арестовали какого-то типа?
— Не то, чтобы арестовали, — уклончиво ответил Натаниэль. — Следствие еще идет, так что все нужно проверить… Можете мне дать номер телефона его дяди?
— Пожалуйста.
Получив картонный квадратик с семизначным номером, Розовски попрощался и спустился к машине. Уже сев за руль, он бросил взгляд на карточку с телефонным номером.
И обратился в соляной столб.
На карточке значилось: «Дов Ливни. Спортивный инвентарь».
— Дов Ливни, — тупо повторил Розовски. — Дов Ливни.
Следовательно, дядей Игаля Хаскина и шурином его погибшего при не очень ясных обстоятельствах отца был подельник Фельдмана и Цедека.
— Это-то ладно… — пробормотал Натаниэль, медленно приходя в себя. — Но выходит… — Он схватился за телефон, лихорадочно набрал номер Арье Фельдмана. Когда тот отозвался, спросил, даже не поздоровавшись:
— Как звали девушку Пеле?
Фельдман явно опешил от неожиданности. Правда, пауза продлилась недолго.
— Юдит, — ответил Арье. — Юдит ее звали. А что?
Не отвечая, Натаниэль швырнул телефон на сиденье, включил зажигание, но вместо того чтобы возвращаться в Тель-Авив, повернул в глубину Кфар-Барух и вскоре оказался рядом с уже знакомым домом, балконы которого походили на окаменевший фонтан.
— Рабби Давид, — сказал Натаниэль господину Каплану, открывшему дверь, — рабби Давид, скажите, как вы оцените сегодня состояние госпожи Юдит Хаскин?
— Удовлетворительно, насколько я могу судить, — ответил рабби Давид. Похоже, его ничем нельзя было удивить.
— Она сможет ответить мне на несколько вопросов? — спросил Натаниэль. — Вообще — я могу с ней поговорить?
Рабби Давид нахмурился.
— Думаю, что да, — ответил он с сомнением в голосе. — Вы уверены, что это необходимо?
— Желательно, — сказал Натаниэль. — Весьма желательно.
— Что же. — Господин Каплан помолчал немного. — В таком случае, я пойду с вами. Да поможет нам Всевышний.
По прямой от дома, в котором жил рабби Давид, до улицы Бен-Цион можно было дойти минут за пять. Лавирование по бесчисленным переулочкам заняло не менее двадцати. Всю дорогу Каплан-младший молчал, и Натаниэль был ему за это благодарен — ему нужно было собраться с мыслями.
Лифта в доме не было, подъезд выглядел чистым, но не ремонтированным лет двадцать). Они поднялись на четвертый этаж. На двери справа красовались лубочные портреты Баба-Сали, РАМБАМа и еще каких-то старых еврейских мудрецов. Под портретом Баба-Сали в рамочке
был помещен текст молитвы от дурного глаза, рядом «Бра-хат а-Байт» — молитва-благословение дома. Сложную художественную композицию дополняла аляповато раскрашенная «хамса» — талисман от сглаза в форме раскрытой ладошки с миндалевидным оком в центре. Мезуза на дверном косяке тоже поражала воображение размерами и ярко-красной расцветкой.
Натаниэль позвонил. Послышался топот ног, дверь распахнулась рывком, и на гостей уставились сразу три пары блестящих карих глаз детей Юдит: Нааме, Юваля и Бени.
— Привет, — сказал Натаниэль. — Мама дома?
С таким же громким топотом детишки ринулись в квартиру, крича наперебой что-то насчет двух дядей, которые спрашивают маму.
Розовски посмотрел на своего спутника. Рабби Давид улыбнулся и вошел. Натаниэль последовал за ним.
Стены закутка, игравшего роль прихожей, были украшены примерно так же, как входная дверь.
— Юдит! — громко произнес господин Каплан. — Это Давид Каплан! Можно войти!
— Да-да! — ответил ему женский голос. — Пожалуйста, рабби Давид, проходите!
Они прошли в гостиную. Юдит Хаскин, уже знакомая Натаниэлю по нескольким просмотрам видеозаписи, сидела за швейной машинкой и что-то мастерила — какую-то одежду для малышей. Она оглянулась на гостей, чуть нахмурилась при виде незнакомого человека, перевела взгляд на рабби Давида.
— Извините, я тут занялась шитьем. Скоро Пурим, вот, делаю маскарадный костюм для Наамы. Проходите, садитесь. — Вдова рывком отодвинула в сторону ворох ярких лоскутков.
Натаниэль сел на диван, покрытый лохматым пледом, Давид Каплан расположился на стуле у обеденного стола.