— А что же Дани Цедек? — спросил Маркин, все это время молча слушавший.
— Ну, тут все было гораздо проще. Ливни решил разделаться одним махом и с давней жертвой своих делишек, ходившей по улицам Кфар-Барух немым укором. Тем более, что, как на грех, как раз тогда же Пеле встретился с давней своей любовью. И, как я полагаю, узнал от рабби Элиэзера о сыне… Что же решает Ливни? Посадить возможного свидетеля руками полицейских, да и дело с концом! Именно он был тем самым социальным работником, который явился в отсутствие Пеле к его матери и, улучив момент, оставил в одежном шкафу пакет с украденным в синагоге свитком. Дальше ему оставалось только позвонить в полицию. — Розовски обогнул стол и опустился в кресло. — Что касается алиби Цедека, то он просто не хотел подвергать Юдит Хаскин допросу в полиции. Он ведь уже знал о трагедии, случившейся в прошлом году. Знал и о том, что Юдит следует избегать нервных потрясений… Что же. Надеюсь, я все объяснил. Больше сказать нечего… — Он повернулся к Каплану-младшему. — Боюсь, я не смогу принять от вас деньги, рабби Давид. Я ведь не столько разоблачил преступника, сколько стал виновником его гибели.
— Он ведь хотел убить вас, — возразил рабби Давид. — В Талмуде говорится: «Стремящегося тебя убить — убей». И еще сказано: «Проявляющий милосердие к убийце — проявляет жестокость к его жертве».
Кир БУЛЫЧЕВ
КОСМОГРАФИЯ РЕВНОСТИ
— Нет! — твердо заявила Ксения Удалова. — За маленьким в садик я больше не ходок.
— Ну что за ворона вас клюнула в одно место, мама? — рассердилась ее невестка Маргарита, родом из Ставрополя. — Мне за вас даже немного стыдно, если не сказать, возмутительно.
Ксения громко вздохнула, пошла на кухню варить щи и плакать. Если слеза попадет в щи, получается крепче солянки.
— Рехнулась твоя мамаша, — сказала Маргарита своему мужу Максиму Корнелиевичу, или Максиму-старшему.
Максим разливал пиво. Он налил отцу.
Корнелий Иванович отхлебнул немного и сказал:
— В мое время было «Жигулевское», лучшее в мире, но не больше бутылки в одни руки.
— А вчера она на рынок не пошла, — сказала Маргарита. — Я ее по-человечески просила, вы же знаете, как я к маме-Ксене отношусь — ну как к родной! А она — ноль внимания. Отказываюсь ходить, грит, по Малой Краснопартизанской. Как будто всю предыдущую жизнь по ней не ходила!
— Возраст на маме сказывается, — заметил Максим. — Но лично я предпочитаю шестой номер «Балтики». Жалко, что в ларьке его не было.
Корнелий не вмешивался в разговор. Потому что был встревожен. Он свою жену знал лучше всех и понимал: с ней творится что-то неладное.
Почему пожилая женщина отказывается ходить по мирным улицам родного города? Нет, это не болезнь, это мания.
Максим, будучи человеком мирным и далеко не главным в семействе Удаловых, решил восстановить спокойствие и произнес:
— Ладно уж, я сам в садик схожу. А ты, мама, завтра в химчистку мой костюм отнеси, лады?
— Это в какую химчистку? — спросила Ксения.
— На бывшую Серафимовича, — сказала Маргарита. — И мой серый костюм захвати.
— На Серафимовича не могу, — крикнула Ксения из кухни.
И все замолчали.
Серафимовича была улицей почти соседской.
— Значит, не хочешь, ма? — спросил Максим.
— Значит, не желаете, мама? — спросила невестка.
— Не могу, видит бог, не могу, честное пионерское, — ответила Ксения с надрывом, без юмора.
— Но ведь ты еще на той неделе ходила, — вспомнила Маргарита.
— На той неделе я, можно сказать, еще на живого человека была похожа, — сообщила Ксения и громко шмыгнула носом.
В этот момент Корнелий поднялся и пошел наружу, на двор.
Никто, кроме Ксении, его ухода не заметил. С тех пор как Удалов вышел на пенсию, его многие перестали замечать, а в семье и подавно.
А Ксения подошла к окну, чтобы наблюдать, как он выйдет из дома и куда завернет.
Но Удалов не появился, значит, пошел на первый этаж, или к Губину, или к профессору Минцу.
Ксения слушала голоса сына и невестки; голоса были громкие и даже пронзительные, они произносили грубые и укоризненные слова, но Ксения не вдумывалась в их смысл. Она глядела на улицу, на увядающую, бурую из-за сухого лета, так не успевшую толком пожелтеть листву. Осень в этом году выдалась некрасивая, не золото, а сплошная грязь. И жизнь у Ксении не удалась. Она вообще-то была несчастной женщиной.