Новиков отмотал пленку на начало. Он отвернулся к окну, но смотрел не на то, что происходило на улице, а на свое отражение.
Он делал выбор.
Подумалось: надо позвонить своему начальнику и в морг, чтобы Дробышева забрали, но не сдвинулся с места.
Выбор был сделан.
Новиков вставил кассету в видеоплейер. Взял пульт дистанционного управления и, не отрывая взгляда от окна, нажал кнопку «PLAY».
Прошло несколько минут, но из телевизора не доносилось ни звука. Абсолютная тишина. Слышалось лишь мерное скрипение пленки в видеоплейере да тихое гудение работающего телевизора.
Может, фильм без звука?
Новиков провел ладонью по вспотевшему лбу.
В стекле он никак не мог рассмотреть отражение своего лица. Вместо него серая размытая тень.
Дольше тянуть не имело смысла.
Он повернулся…
Игорь АЛЬМЕЧИТОВ
ЛАБИРИНТ
Карманы были привычно пусты. Сырой ветер все так же дул в лицо, цепляясь за волосы, уже основательно отросшие. Денег на стрижку не было. Впрочем, и прикрывать голову ему никогда не нравилось. Он любил ветер. Нравилось приходить домой основательно промерзшим, чтобы не оставалось ни мыслей, ни желаний. Уже с закрытыми глазами чистить зубы и залезать под одеяло со смутной надеждой на следующий день.
Центр города был так же сер, как и обычно зимой. Все же что-то иногда радовало. Люди, пожалуй, ожидание новой встречи, улыбки, может быть, — тоже неплохо. И город, и страна выкачивали все силы. Хотелось куда-то отсюда, но точного места в воображении не возникало.
Попытки заработать, как всегда, были бесплодными. Усталость, когда еще нет и тридцати. Приходилось заставлять себя каждый новый день вставать, умываться и надеяться на что-то. Давно приходили мысли заработать прилично один раз, просто убив кого-нибудь, кто того стоит. Принципы, если и существовали когда-то, сейчас оставались пустыми словами.
Что мешало? Найти того, кто сразу мог дать много и обратно не требовать. Нужно было заработать только на спокойствие.
Отражением внешней жизни появилась привычка думать диалогами. Так что мешало? Не хотелось пачкаться. Отсутствие моральных основ не тяготило. Не пугала ответственность или возможные моральные установки. Просто не хотелось пачкаться. Хотя, все же заманчиво. Всего один раз, чтобы не повторяться. Воли бы хватило.
Пачкаться не хотелось, но каждый день мысль возвращалась все настойчивей. Зачем именно убивать? Возвращаться к современному способу ведения дел не было желания. Бесплодные усилия надоели и не оправдывали себя. Время уходило.
Хороший враг — мертвый. Предыдущий, далеко не позитивный опыт был тому подтверждением. То, что кто-то мог стать врагом впоследствии, не вызывало сомнения. Это были деньги, с которыми никто не шутил. Поэтому проще было закончить чем-то определенным.
Но не хотелось пачкаться…
В последнее время даже сны большей частью были пугающими. Хотя сравнивать было не с чем. Сколько он помнил себя, всегда что-то тяготило, особенно во снах. И все же часто находилось что-нибудь неплохое. Может, в сравнении плохого с еще более худшим.
Нет, случалось и действительно неплохое. Бывало, во снах он говорил по-английски. Радовала больше не отрешенность от этой жизни, а скорее, достижимость и ожидание нового.
Что же останавливало? Привычная русская лень? Неспособность начать дело? Пожалуй.
Возвращаться к себе в третьем лице становилось привычкой. Как удивился бы кто-то, услышав его спокойные и циничные размышления о жизни и смерти. Смерти чужой, конечно. Хотя он не боялся и своей. В чем была ценность жизни? И сколько она стоила? Да и стоила ли она чего-то в действительности? Сомнительно.
…Прочитанные книги поставили изрядный барьер в отношениях с миром. Перебираться с одной стороны на другую пришлось слишком долго. И сейчас он не знал точно, где находился. Сознание все еще было грудой развалин. Хотя время еще было… Не хотелось пачкаться…
…Это был уже второй день, как он наблюдал за людьми именно с этой целью. Все же он сумел пересилить себя. Что-то должно было произойти. Почему не это? В конце концов, он имел равные шансы и на успех, и на неудачу. Неплохо для начала. Если учесть все, что может произойти, и оставить место для того, чего учесть просто невозможно — для досадных случайностей, — шансы могли неимоверно вырасти. Скажем, один к десяти. Одна никчемная жизнь против другой, вероятно, такой же никчемной, но прожитой с большим смыслом. Хотелось бы надеяться.