Барменша Клава, впечатлительная фигуристая шатенка в пышном расцвете своих двадцати девяти лет, стояла на своем рабочем месте, за стойкой бара небольшого придорожного кафе «Тополек», и тоскливо смотрела наружу сквозь стеклянную дверь. Дождь лил без перерыва третьи сутки подряд. Деревья вдоль старой дороги походили на жалких, угнетенных злой силой великанов, полоска же ближнего леса перед новой трассой была и вовсе скрыта пеленой падающей с небес воды.
Клава думала о том, что многое в жизни происходит почему-то совсем не так, как мечталось. Будто кто-то ехидный исподтишка наблюдает за тобой и пакостит всякий раз, когда ты уже предвкушаешь удачу.
Какая бойкая жизнь кипела в «Топольке» еще несколько месяцев назад! От посетителей не было отбоя! Даже на улице ставили столики — когда шесть, а когда и все двенадцать. А сколько интересных мужчин ежедневно облокачивалось на эту стойку! Сколько улыбок и комплиментов доставалось на ее долю! Да и подарки порой случались. Она никогда не строила из себя недотрогу, чего уж тут скрывать! Но всегда была разборчивой. Свидания, пикники, поездки на лесное озеро по ночам… Ей нравился этот ритм жизни, этот калейдоскоп событий, она обожала постоянную смену впечатлений, мельтешение мужественных лиц вокруг себя. Между прочим, даже в этом праздничном вихре она могла бы дважды выйти замуж, если бы только захотела…
И как круто все переменилось! Клава до сих пор не могла прийти в себя.
Какая-то важная городская птица, будто действуя назло ей, Клаве, не придумала ничего лучшего, как спрямить некоторые участки шоссе, проходившего буквально в двух десятках метров от фасада «Тополька». И вот с нынешней весны кафе осталось в стороне от трассы. Новое полотно пролегло вроде бы совсем рядом, в каких то трехстах метрах, за ближним леском, но это то же самое, как если бы оно перенеслось в Африку. Триста метров! Но именно из-за них улегся сам по себе праздничный вихрь жизни, погас ее яркий фейерверк, выдохся казавшийся нескончаемым карнавал. В первые недели старые знакомые, из наиболее верных, еще сворачивали к «Топольку» по привычке, но постепенно стали пропадать и они, а новых-то уже не появлялось!
Правда, по старой дороге продолжают ездить дачники в свои садоводства. Но что это за публика?! Пенсионеры да семейные пары с детишками, народ все прижимистый, экономный, озабоченный. Ни тебе улыбок, ни выручки. Если так пойдет и дальше, то надо просто закрывать лавочку. И уж точно, сегодня можно было вообще не открываться. Во-первых, ливень, во-вторых, выходной, в-третьих, праздник. Народ сидит по домам. И правильно делает. За целый день не наберется и двух десятков посетителей, включая бригаду электриков, которые возвращались с какой-то аварии в дачном поселке и выпили здесь по кружке пива. Был там один вроде ничего. Веселый. Жаль, что не очень дерзкий. Единственное приятное воспоминание с утра.
Клава перевела взгляд на часы, висевшие над тихонько стрекотавшим телевизором: всего лишь четыре! Самый мертвый период! Можно поспорить, что до семи в кафе не заглянет ни одна живая душа! Да еще этот ливень. Ну и тоска!
Из недр кафе, со стороны кухни, доносились приглушенные взрывы хохота и стук ножей — там повар Володя и охранник Гена стряпали праздничный обед, рассказывая друг другу бородатые анекдоты и наверняка полегонечку прикладывались. Клава настолько хорошо изучила характеры и привычки своих напарников, что могла бы прямо сейчас в подробностях пересказать те истории, которые они начнут вспоминать за общим столом. Хорошие, славные ребята, но, господи, до чего же предсказуемые!
Или это непогода навевает на нее пасмурное настроение?
Клава снова посмотрела на потоки воды за окном, и тут до ее слуха донеслись посторонние звуки, раздававшиеся вроде бы в… зале. Это было странно. Ибо весь зал находился перед ее глазами, как и входная стеклянная дверь, как и служебный проход в кухню и моечную. Притом, она по-прежнему слышала голоса Володи и Гены. Других сотрудников в кафе сегодня не было. Накануне, предвидя малый наплыв посетителей, они договорились, что этот праздничный день отработают втроем, а после возьмут отгул.
И тем не менее, в зале кто-то присутствовал. Единственным местом, где мог скрываться неизвестный, был угловой столик, отделенный от зала легкой ширмой.
Клава вдруг поймала себя на мысли, что уже давно слышит эти странные звуки, напоминающие отдаленную барабанную дробь, но до сих пор машинально связывала их то с работающим телевизором, то с шумом дождя. Но стоило ей сосредоточить внимание на этих звуках, как стало совершенно ясно, что они доносятся именно от углового столика.