Бригадир Шолле проворно выхватил револьвер, но «Жокей» оказался еще более ловким малым: он молниеносно ударил полицейского по руке, и в тот же миг Муриу, выхватив из-за пазухи пистолет, открыл пальбу. Взвыв от боли, бригадир рухнул на пол с простреленным плечом. Муриу собрался было добить его, но не успел: в тот миг, когда перепуганная буфетчица нырнула за стойку от греха подальше, «рыболовы» буквально изрешетили бандита пулями.
«Жокей» бросился к выходу, но инспектор Марулаз обрушил на его голову увесистый табурет, и беглец распластался на полу.
— Попались! — торжествующе воскликнул второй «рыболов», инспектор Брагиотти.
А вскоре после того, как весть об аресте Муриу облетела парижские «малины», полиция выловила из Сены труп Берты Мюлон. К платью утопленницы была приколота записка: «Я ничего им не сказала, Габриель».
Поля Камильери доставили в Нью-Йорк, и он пошел под суд за участие в налете на особняк Альберта Шаттука. Его приговорили к шестидесяти годам и препроводили в Синг-Синг, где уже сидели Диазе и Баньоли. Все трое умерли за решеткой.
Врачам удалось залатать Габриеля Муриу, бывшего дворецкого Альберта Шаттука. Поправлялся он долго, но в конце концов выздоровел и предстал перед судом в Париже. В ходе слушаний выяснилось, что Муриу все-таки обвел полицию вокруг пальца и, переодевшись старой крестьянкой, участвовал в похоронах своего отца. Процесс длился целый месяц и завершился смертным приговором.
Но такой исход дела не удовлетворил самих пострадавших — Альберта Шаттука и его супругу. Оба были убежденными противниками смертной казни и не хотели, чтобы Муриу погиб под ножом гильотины, поэтому банкир обратился с ходатайством к президенту Франции, и тот согласился сохранить закоренелому преступнику жизнь. Муриу был пожизненно сослан на остров Дьявола. Бежать из этой страшной колонии вторично ему не удалось.
Владимир ГУСЕВ
ЗАПИСКИ СЕРВЕРА
Александру Ивановичу Нащёкину
Недавно я получил от своего знакомого, Кости Чижова, небольшую бандероль. Вскрыв ее, я обнаружил только общую тетрадь с фотографией группы «Энигма» на обложке. Ни письма, ни записки…
Удивился я этому несказанно. Мы ведь с Костей едва знакомы. Ну, трудились когда-то в одном НИИ, но в разных отделах и по работе практически не соприкасались. Потом я начал писать фантастику, из института уволился и настолько отдалился от прежней жизни, что, получив бандероль, Чижова и вспомнил-то с трудом.
Руководствуясь принципом «все налитое должно быть выпито, а все написанное — прочитанным», я открыл тетрадь, надеясь, что на одной из ее страниц найдется объяснение, почему именно мне Чижик прислал свои «Записки сервера». И вот что я прочитал…
Мой приятель, Толик Гордеев — человек по-своему интересный и по-своему уникальный. Конечно, я понимаю, уникальным по-чужому быть нельзя, иначе какая же это уникальность? Но все равно, одно дело собирать марки или, допустим, коллекционировать фотографии баб, с которыми переспал, — это каждый дурак может, и совсем другое — оклеивать туалет квартиры патентами на собственные изобретения. Впрочем, ни один из них Гордееву внедрить не удалось, и, когда в нашем НИИ зарплата конструктора первой категории достигла абсолютного минимума, 12 баксов в месяц, он оформил отпуск за свой счет и начал — чтобы вы думали? — продавать платьица для кукол Барби. Жена шила, дочь ей помогала, а он торговал. И, надо сказать, довольно успешно. Во всяком случае, денег ему хватало, чтобы апгрейдить свой домашний комп не реже раза в год. А уж владел он им виртуозно, даром что по образованию конструктор. Это я понял, еще когда в том же НИИ работал и Гордеев ведущим конструктором по моей теме был. Он тогда на самом что ни на есть примитивном Бэйсике написал коротенькую, но очень эффективную программку, которая могла бы сэкономить нам кучу времени на следующем этапе работ. Но финансирование, естественно, обрезали, тему прикрыли и никакого следующего этапа не было. Впрочем, компьютер у Гордеева не простаивал. Он его приспособил, например, для того чтобы неповторяющиеся узоры для бисерных ожерелий, входящих в комплект платьев этих самых Барби, разрабатывать.