Наконец они вернулись к дороге. Их ждала полицейская машина, водитель, опершись о крыло, курил сигарету. Тело Хэммонда убрали, но по темным пятнам крови было издали видно место, где он погиб. Белл остановился у машины, а Уэзерби хотел выяснить еще кое-что. Он присел на корточки и, пользуясь наливной ручкой как линейкой, измерил глубину следов животного, потом измерил также следы Хэммонда и свои. Белл стоял, почесывая голову. Уэзерби сошел с дороги и сделал четвертое измерение в том месте, где убийца еще шел, а не бежал. Он сильно морщил лоб, разглядывая свою ручку, затем медленно подошел к машине, и они поехали в отель.
— Мне очень жаль, Джастин. — Уэзерби смотрел в окно. Туман длинными полосами гулял над моховым болотом, по дороге проезжали редкие автомобили.
— Ты сделал все, что мог, Джон. Если уж ты потерял след, значит, шансов не было никаких.
Уэзерби пожал плечами и отрицать не стал.
— Что теперь? — спросил он.
— Не знаю. Я очень обеспокоен, Джон. Мне пришлют собак, я уже звонил, но я на них не рассчитываю. Так ты по-прежнему не можешь даже предположить, кто это был?
— Сейчас еще меньше, чем прежде. В этом деле ничто ни к чему не подходит, все рассыпается. К примеру, раны на теле. Я бы сказал, что это работа кошки. Особенно если учесть, что разодран живот. Однако это не был ни лев, ни тигр. Зверь, настолько сильный, как эти двое, обязательно сломал бы кости, терзая тело, а в нашем случае раны относительно поверхностные… ребра не сломаны, хотя живот вырван. Похоже больше на леопарда. Какой-то довольно легкий и безумно яростный зверь, острыми когтями он разрывает жертву, а не раздавливает. И это не увязывается с силой, необходимой для такого чистого отделения головы. Сила в этом случае потребовалась бы невероятная.
Белл кивнул, забросил ногу на ногу. Кусок грязи упал на ковер, и Белл задумчиво уставился на него.
— А следы? — спросил он.
— Они мне смутно знакомы, но я никак не могу вспомнить, где видел такие раньше.
— Но не может же быть много животных, которые ходят на задних лапах и бегают на всех четырех, — резонно заметил Белл.
— Возможно, одна из разновидностей обезьян… медведь, хотя это маловероятно. Но в этих следах на земле меня больше смущает нечто иное. А именно — то, как они меняются, когда животное переходит на бег. Следы становятся менее глубокими. Естественно, при распределении веса тела на все четыре ноги так и должно быть, но слишком уж велика разница. Я измерил глубину углублений, используя следы собственных ног для определения резистентности почвы и ориентируясь на следы Хэммонда для контроля — не слишком ли изменились свойства почвы под влиянием дождя. Вывод получился совершенно неожиданный.
Белл ждал, опираясь на локоть. В дверь заглянул официант, но тут же исчез. От стойки регистратора доносились приглушенные голоса.
— Когда животное шло, — проговорил Уэзерби, — оно весило чуть больше, чем я. Вероятно, оно балансировало на задних ногах, и отпечаток в земле был примерно таким же по площади, как мой, но вдавлен глубже. Такому весу соответствует зверь не крупнее леопарда. А когда животное побежало, следы получились совсем неглубокими, это никак не соответствовало распределению веса на две пары ног. Следы с такими характеристиками могло оставить лишь небольшое животное. Весом всего фунтов сорок.
Лицо Белла осталось неподвижным, он спросил:
— Какое это могло быть животное?
— Получается, что это существо будто скользило по земле… как если бы это была большая птица, страус, например; он летать не умеет, но при помощи крыльев приподнимает большую часть своего веса над землей. А если оно еще умело летать, это объяснило бы внезапное исчезновение следа.
— Гигантская птица-людоед? — проговорил Белл намного громче, чем собирался.
Улыбка, появившаяся на лице Уэзерби, казалась неимоверно усталой.
— Нет, это невозможно. Я лишь перебирал противоречивые факты. Ни одна птица не бегает на четырех ногах, да и пятипалых ног у них не бывает.