— И это хорошо?
— Думаю, да. Человек наиболее полно ощущает жизнь именно на пути к виселице. А есть ли сигарета вкуснее той, что выкуривается на глазах у расстрельного взвода? Эти смерти могут в конце концов оказаться благом. Не сейчас, а когда время позволит смотреть на них непредвзято. Несколько бесполезных жизней погасло, а тысячи людей осознали, что такое жизнь, как радостно остаться в живых.
— Не думаю, что ты в это веришь, — проговорил Уэзерби, но он знал, что Байрон высказал истинные свои убеждения.
Байрон пожал плечами.
— Ну, это одна из возможных точек зрения, — пробормотал он. — Так ты уверен, что не хочешь поехать со мной? Скачки с препятствиями. Опасный и красивый спорт. Жокей — вот кто чувствует жизнь в нашем вялом обществе. Я бы и сам хотел быть жокеем… — Байрон мечтательно улыбнулся.
— Нет, я не поеду, — сухо сказал Уэзерби.
Байрон чуть развел руками. В двери появился Белл, лицо его неприязненно кривилось, пока он пересекал комнату. Байрон поднялся.
— Ну, мне пора.
С Беллом они разминулись молча, ни тот, ни другой не попытался заговорить.
— Он сумасшедший? — спросил Роуз.
— Вот и я часто задаю себе этот вопрос.
— Есть что-то у него в голосе — какой-то особый тон, — когда он говорит о смерти. Мне показалось…
Белл уселся рядом с ними. На Роуза он тоже взглянул неприязненно, но не в такой степени, как на Байрона.
— Есть новости? — осведомился Роуз.
— Я решил привлечь к поискам военных, — проговорил Белл. Он обращался к Уэзерби, но Роуз быстро достал блокнот.
— И что же им будет велено искать? — поинтересовался Уэзерби.
— Бог знает, — вздохнул Белл.
Роуз добросовестно все записал.
Уэзерби следовал все той же схеме ночных поисков: вначале шел по ручью, затем возвращался через гребень холма и пересекал узкую проезжую дорожку, направляясь к проселочной дороге. Он не видел оснований расширять эту зону, поскольку она включала все три места, где произошли убийства, однако решил немного изменить путь, начав с другого направления. При этом он не рассчитывал на какие-то результаты, но все же получалось некое разнообразие, а он мог таким образом стать менее уязвимым; к тому же, если неизвестное существо действительно наблюдает за ним, Уэзерби, возможно, захватит его врасплох, появившись с противоположной стороны. Однако и на это надежды было мало; Уэзерби чувствовал, что противник всегда знает, где он находится, и сам ошибок не сделает; до отчаяния доводила уверенность в том, что существо, неизвестный зверь, само выберет время и место встречи. Мысли эти сводили с ума, ибо косвенно подтверждали правоту Байрона: он действительно уже не тот — инстинкты притупились и нервы не те. А отделаться от подобных мыслей Уэзерби не мог.
Физических и моральных резервов у него оставалось все меньше.
Он вышел из отеля в сумерках. Вечер был приятный, удивительно теплый и безоблачный, болота пятнистым ковром расстилались в лунном свете. Уэзерби отчасти сожалел, что не поехал на скачки с Байроном, уж там-то он смог бы отдохнуть. Пока он ждал у обочины хайвэя, когда пройдет машина, его догнал Аарон Роуз.
— Можно я пройду с вами немного?
— Пожалуйста.
Они пересекли хайвэй и двинулись по проселочной дороге.
— Красивое у вас оружие, — заметил Роуз.
— Свою задачу оно выполнит. Если у меня будет возможность им воспользоваться.
— Судя по голосу, вы настроены пессимистично. Уэзерби пожал плечами.
— Послушайте, есть у меня хоть какой-то шанс сопровождать вас сегодня?
— Совершенно никакого.
— Я совсем не боюсь.
— Дело не в этом. — Уэзерби немного хотелось взять его с собой. Ему будет намного легче со спутником. Но он знал, что это все испортит: зверь никогда не приблизится, если он пойдет не один. Получится, что и без того небольшие свои шансы он отдаст в жертву разгулявшимся нервам, боязни одиночества. Уэзерби ответил:
— Я не хочу нести ответственность за кого-то еще, а это существо, конечно же, станет осторожничать, если я буду не один.
— Да. Наверное, вы правы. Я вами восхищаюсь, вы занимаетесь этим один. Храбрость нужна немалая. Я хотел бы написать об этом в газете. Потом, ясное дело. Когда все кончится.