Итак, перед ребятами желтым предупреждающим светом в перспективе одного года замаячил священный долг. И они отлично знали, что долг нужно отдавать, чтобы постоянно не прятаться. Но отдавать можно и деньгами. Деньги! Кому их отдавать — это тоже вопрос, но уже второй. Первым же является вопрос, где их взять? Весь их опыт наблюдения за существующей действительностью подсказывал, что есть несколько способов добыть деньги. Общепринятый, но в нынешних условиях не общедоступный — это заработать. И они его опробовали. Один из них, Пашка Рыгунин, поработал и грузчиком в мебельном магазине, и продавцом в киоске и еще кое-где по мелочи. Работал он, бывало, и по двенадцать, и даже иногда по шестнадцать часов. И он видел деньги. Нет, не те, которые пенсионеры и всякие там бюджетники дрожащими руками доставали из облезлых кошелечков при расплате за кусочек завернутого в колбасную цветистую упаковку студня. Он видел деньги, когда к нему приходил курьер, а то и лично хозяин киоска за выручкой. И сам Пашка сдавал, порой, немалые суммы. Но вот там, в том лопатнике, куда хозяин складывал полученную от Пашки выручку, вот там были уже деньги. Настоящие. С такими-то деньгами можно не только миновать солдатчину, но без труда стать хоть генералом, хоть депутатом, а то и тем и другим одновременно. Так думал Пашка, да так думали и многие другие, насмотревшиеся на жизнь.
Сашка Сипилин тоже пробовал работать. Месяц проработал лаборантом у отца, инженерившего в научно-исследовательском институте. Но этот институт не выдержал у Сашки испытательного срока, потому что Сашка не любил цифру семь. А она на этой работе всюду его преследовала: на семь старших научных сотрудников приходился один лаборант, Сашка Сипилин, и для всех надо было успеть приготовить лабораторные установки, записать результаты опытов, да и за пивом, как чуть что, посылали тоже его. А рабочий день длился семь часов, зарплата составляла семьдесят рублей в неделю, не платили ее вот уже семь месяцев всему, так сказать, коллективу, и начался этот неплатеж еще до поступления Сашки на работу. Так что он со своим испытательным сроком зарплаты вообще не видел. В общем, несчастливая оказалась семерка.
Но деньги Сашка тоже видел. Настоящие. Которые в дипломат накладывают доверху ровными пачками в банковской упаковке. Причем как наши, с изображениями культурно-исторических памятников, так и эти, условные единицы, с изображениями американских президентов. Это когда он шестерил на одного хозяина, подрабатывая шофером-экспедитором, — развозил в разные города левую кабельную продукцию. С приличной охраной, конечно, потому что расчет производился «наликом» в объемах этих самых дипломатических кейсов — в условных единицах по содержанию, но безусловный по форме. Так что Сашка представлял, как они выглядят, эти деньги. Но, так же как и Пашка, он имел к ним только косвенное отношение — деньги были не его, чужие.
Основной изысканной манерой, которую им привила улица, была — первым «дать в морду». Вообще, они, а Сашка особенно, считали, что если к тебе подходит какой-то человек, то сначала и как можно скорее нужно нанести ему удар, а уж потом поздороваться, если знакомый, или познакомиться, если незнакомец. Потому что, как показывал их личный опыт, если не ударишь первым ты, то ударят тебя.
Дома им тоже прививали хорошие манеры. Они знали, что нехорошо сплевывать во время беседы, класть локти на стол и держать руки в карманах. Хотя насчет последнего нужно сказать особо. Вот, например, на экранах телевизоров мы постоянно видим депутатов и всяких разных важных господ, управляющих нами и являющихся для нас образцом для подражания. Но вот если нас спросить, чем депутат отличается от хулигана, мы, подумав, недоуменно придем к выводу: да ничем. Депутаты так же курят, сквернословят, таскают женщин за волосы, дерутся, причем бьют друг друга не только кулаками в морду, но еще и особым хулиганским приемом — головой в лицо оппонента. Депутаты так же «держат мазу», то есть защищают и вступаются за свою «кодлу», не выдают правоохранительным органам и прокуратуре своих корешей по думе.