Это было не имеющее особого значения убийство, но, как и все люди, полицейские не любили терпеть поражения. То, что они находились так близко к успеху и оказались бессильными перед четырьмя жалкими субъектами, ныне пребывающими в предварительном заключении, причиняло особенную боль.
Хинкл и Кунц даже думали одинаково, так что когда один был в затруднении, то и другой не мог найти выхода. Охваченные унынием, они сидели в небольшой комнате, обстановка которой состояла из стола и шести стульев. Досье на четверых подозреваемых были тщательно просмотрены, но в них не оказалось ничего нового, за исключением некоторых деталей недавнего ограбления и показаний осведомителей. Вряд ли кто знает о собственной жене столько, сколько знали Хинкл и Кунц о своих подозреваемых, и, тем не менее, они оказались в тупике.
— Надо как-то закругляться, — вздохнув, сказал Хинкл, — мы же не можем держать здесь свидетелей всю ночь.
Кунц подошел к двери, открыл ее и произнес:
— Прошу вас, входите. Мы бы хотели поговорить с вами еще раз.
Первой вошла Шелли Паркинсон, очень живая, невысокого роста темноволосая девушка с такими ясными глазами, что в комнате будто посветлело. При виде хорошенького, оживленного лица и тонкой девичьей фигуры оба детектива улыбнулись. Хинкл встал и предложил ей стул.
— Садитесь, мисс Паркинсон, — сказал он. — Очень приятно, что вы все подождали.
— Ну, все это время мы не сидели без дела. Мы выходили пить кофе. Ничего, что мы так сделали? — спросила девушка.
Ее огромные карие глаза расширились, когда ей, правда, с опозданием, пришло в голову, что они могли сделать что-то не так.
— Нет-нет, все в порядке! — с энтузиазмом ответил Кунц, прежде чем его удивленный напарник успел открыть рот.
За девушкой следовал хорошо одетый мужчина с копной седых волос и морщинистым, но приятным лицом. Это был преподобный доктор Дж. Барт Маккинстри, священник, один вид которого вызывал дрожь у грешного Кунца. Он сел напротив девушки с измученным видом старого человека, которому уже давным-давно пора быть в постели.
Последним в комнату вошел спортивного вида с короткой стрижкой молодой блондин в роговых очках. Похоже, он был не в своей тарелке. Чувствовалось, что он изъят из привычной ему интеллектуальной атмосферы. Из его наружного кармана торчали какие-то бумажки, остро заточенные карандаши. Была там и неизбежная логарифмическая линейка. Его голубые глаза глядели, ничего в действительности не видя, и он в полной задумчивости шаркал ногами, как человек, голова которого больше занята движением Венеры, нежели своим собственным.
Дарвин Карлисл вышел из длинного ряда университетских предков. Его отец преподавал физику, а мать — геологию в Колумбийском университете.
Дарвин был аспирантом Калифорнийского технологического института, где работал над докторской диссертацией, посвященной проблемам создания систем наведения для космических зондов, и не больше дюжины человек во всем мире смогли бы понять его научные работы. Есть такие люди, и они отличаются от большинства смертных своим помешательством на звездах. Во всем остальном они почти нормальные. Их можно принять и за служащих, и за спортсменов, и за деловых людей.
— Какая замечательная комната! — бросил Дарвин, взглянув на голые стены, обшарпанную мебель и потолок с одной-единственной лампочкой. — Здесь ничто не отвлекает внимания, не правда ли? Прекрасная комната для размышлений!
Хинкл вздрогнул. С противоположной стороны на Дарвина уставился, сердито сдвинув брови, доктор Маккинстри.
Все три свидетеля провели вместе больше четырех часов — вполне достаточно, чтобы неофункциональная межпланетарная личность молодого человека вступила в резкое противоборство с упрямым фундаментализмом старого священника. Было видно, что не только Хинкл неприязненно относится к Карлислу.
Дарвин сел рядом с Шелли. Она положила ладонь поверх его руки — жест доверия, указывающий на то, что она не только ждала от него защиты от тигров, бандитов и коммивояжеров, но и была готова, в случае необходимости, вытирать ему нос.
— Извините, что заставили вас так долго ждать, — сказал Кунц, — но мы думали, вдруг вы вспомните что-нибудь, о чем забыли нам сказать во время первого разговора.
— Мы очень надеемся на вашу помощь, — добавил Хинкл.