— Поздравил…
— Урод, — еле слышно процедил он, но я прекрасно разобрала. — Прости, Элис. Просто не могу видеть, как ты страдаешь…
— А никто тут и не страдает, — перебила Костю Мила. — Какие ландыши… Кстати, Викинг, запомни, мои любимые цветы — ирисы.
— Обязательно, малявка. Подарю тебе букет на совершеннолетие.
— Чего тянуть? Я готова уже сейчас… — двусмысленно сообщила она и снова запрыгнула на стол, игриво закинув ногу на ногу, нечаянно (как я понадеялась) демонстрируя нам свои кружевные трусики.
— Ты-то готова, малявка, но меня что-то не тянет дарить тебе цветы. Кстати, тебе домой не пора? Поздно уже, «Спокойной ночи, малыши» пропустишь.
— Неа… Я ночую у Алиски. Если хочешь, оставайся. Попросим ее положить нас в одной комнате.
— Да, Кость, Мила сегодня останется у меня. Да и втроем будет веселее, — натянуто улыбнулась я.
Костя нахмурился и, скрестив руки под грудью, недовольно посмотрел на Милу. Его взгляд мог прожечь в девчонке дырку, и дабы избежать беды, я позвала его с собой на кухню под предлогом, чтобы он открыл вино.
— Элис, я думал мы вдвоем посидим, — прошептал он, закрывая за собой дверь в кухню. — Тем более, она сегодня в ударе.
— Кость, ты не понимаешь, что это отличная возможность, расспросить Милу про отчима?
— Хм…
— Вдвоем мы ее разговорим. Особенно ты!
— Что? А как же твои нравоучения не играть с сердцем бедной девочки? — он изогнул бровь.
— Да, я против подобного. Но не мне объяснять тебе, как серьезно то, что мы хотим узнать. Нельзя терять время. Если Ольга и Мила в опасности…
— Матвей не представляет для них угрозу, даже если убийца он. Столько лет они живут семьей, и он не причинил им вреда, — спокойно сказал Воронов, открывая бутылку «Шардоне».
— Ты же сам говорил…
— Говорил, но потом подумал как следует и пришел к выводу, что Красовским ничего не угрожает. Но если Матвей убийца, то мы обязательно оградим от него девчонок, — Костя протянул мне открытую бутылку, а сам полез за бокалами. — И ты права. Будем использовать этот вечер по полной.
Мы вернулись в комнату. Я сразу сообщила Красовской, что ее норма на вечер — один бокал, и если она не хочет сидеть перед пустой посудиной, то должна пить медленно. Тяжело вздохнув, она согласилась.
Время летело, как безумное. Мы даже не заметили, как стрелки часов перевалили заполночь. Мы с Костей открыли третью бутылку вина, а Мила все еще цедила первый бокал, который мистическим образом никак не кончался. Я пошла на кухню, чтобы принести еще колбасы, но только в коридоре вспомнила, что забыла тарелку в гостиной. Мысленно усмехнувшись своей рассеянности, я уже собиралась вернуться в комнату, как через стеклянную дверь увидела, как Воронов подливает вина девчонке. Во мне тут же забурлили самые противоречивые чувства, но доминирующим оказалась злость.
— Кость, можно тебя?! — крикнула я из коридора.
— Иду! — подорвался Воронов.
Чтобы Мила не слышала нашего разговора, я, не дожидаясь Кости, пошла в кухню и широко распахнула окно. Морозный воздух рванул в душное помещение, коварно освежая мое раскрасневшееся от жары и вина лицо.
— Элис, простудишься, — прошептал он, подходя со спины и опуская руки мне на талию, как делал когда-то.
— Какого черта?! — развернувшись к Косте лицом, я больно ткнула его пальцем в грудь.
— Прости, не удержался… Ты такая красивая, — он провел тыльной стороной ладони по моей щеке, но я ее перехватила и сильно сжала, впиваясь в кожу ногтями.
— Элис, ты чего?!
— Я спросила, какого черта? И сейчас я не о том, что ты распускаешь руки. Костя, я видела, как ты подливал Миле вино! Сдурел? Она ребенок! — я была дико зла, но приходилось шептаться, чтобы Красовская не услышала.
— Не мог этого сделать при тебе, — пожал плечами Воронов и отшагнул. — Ты бы не одобрила такой метод, но только так мы ее разговорили.
Костя был прав. Сначала Мила неохотно рассказывала про отчима, но через какое-то время вино ударило ей в голову, и она начала рассказывать о своей семье. Конечно, я догадалась, что эта бестия украдкой подбавляла вина в свой бокал, но никак не ожидала, что это дело рук Кости.
— Элис, я понимаю, что отвратительно поступил, но, взвесив все как следует, пришел к выводу, что это лучшее решение. Мила не стала бы говорить просто так. Был выбор: либо признаться в наших подозрениях, либо спровоцировать на откровенность.
— Черт, — я опустилась на табурет и закрыла лицо руками, понимая, что Воронов прав, но не принимая его поступка. — И что делать? Ты споил ребенка?