— Мама умерла, — пробормотала она и затряслась, словно оказалась на морозе. — Мама умерла. Ее больше нет. Алиса! Моя мама умерла!
— Что случилось? — аккуратно поинтересовалась я.
— Она… Она… Мы были на ужине в ресторане. Мама ушла. А там… Она с лестницы упала. В подвал. Понимаешь? В подвал! Ей нечего было делать в подвале! Там же… Там же ресторан!
Девочка вытерла заплаканное лицо рукавом платья и взглянула на меня. В ее огромных карих глазах было столько боли, что я сама с трудом смогла сдержать слезы, которые вот-вот намеревались накатить на глаза.
— Хорошая моя, тише… тише… — я снова обняла Милу, и она прижалась к моей груди.
— Я не понимаю… Мама…
— Мил, а где Матвей? Где взрослые?
— Никого нет, — она снова всхлипнула, но смогла не заплакать. — Зинаиду Ивановну отпустили на ночь домой. А Матвей… Он остался. Посадил меня на такси и отправил домой. Сказал, чтобы я шла спать. Но я не могу. Мне страшно одной. Алиса, ты же не уйдешь?
— Не уйду. Никуда от тебя не уйду. Буду рядом столько, сколько потребуется.
— Алис… Что теперь будет?
— Все будет в порядке. Это я обещаю. Я тебя не оставлю. А теперь давай сходим умоемся и переоденемся. Если не хочешь в душ — не надо, но слезки нужно смыть.
Я помогла Миле встать и довела ее до ванной. Там девочка сказала, что сможет справиться сама. Я ее оставила и, как только послышался шум воды, смогла дать себе минуту на слабость. Но долго плакать себе запретила, нужно было думать о малышке.
Когда Мила вышла из ванной, я уже заварила ей сладкий чай. Нужно было по пути купить какое-нибудь успокоительное, но мне было не до этого. Я уложила девочку в постель, дала в руки кружку и наказала выпить весь чай. Она послушно это сделала.
— А теперь попробуй уснуть, — ласково сказала я, расправляя на подушке ее влажные темные волосы.
— Не знаю… Не могу… — прошептала она, а слезы вновь покатились по ее щекам.
— Можешь. Сейчас это самое важное. Нужно дать себе немного отдохнуть.
— А ты посидишь со мной?
— Конечно.
Мила уснула довольно быстро, но ее сон был тревожным. Она то и дело просыпалась и звала маму. Только на рассвете девочка успокоилась. Я на цыпочках вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Раннее утро — не лучшее время для таких новостей, но я чувствовала свой долг лично сообщить Денису о несчастье.
— Лисенок? — удивился он, но, судя по голосу, еще не спал. — Лисенок, что-то случилось?
— Да, Денис, случилось, — ответила я и прикрыла глаза, собираясь с силами, чтобы продолжить.
— Что?! У тебя все в порядке?! Алиса, мне приехать?!
— Денис, это Ольга. Она… Она погибла прошлым вечером.
— Что?! Как?! Как это случилось?
— Я толком не поняла. Я сейчас у Милы, она дома совсем одна…
— Я еду, — перебил Власов.
— Не надо. Я не знаю, как к этому отнесется Матвей, когда вернется.
— Буду через двадцать минут, — отрезал он.
— Только не звони в домофон, чтобы не разбудить Милу. Набери мне, я открою тебе дверь, — сдалась я.
— Хорошо.
Я не знала, правильно ли поступила, позвонив Денису, но понимала, что иначе не могла. Нужно было сообщить и Косте, но он не ответил на мой вызов. Сбросив ему сообщение с просьбой перезвонить, я вернулась в комнату к Миле, села на пол рядом с кроватью и сама уснула.
Меня разбудил громко вибрирующий телефон. Денис. К счастью, Мила не проснулась. Она негромко простонала не своим, а совсем тонким, похожим на детский, голоском и снова уснула.
— Сейчас спущусь, — прошептала я в трубку и, не услышав ответа Дениса, пошла в подъезд.
Я открыла железную подъездную дверь и замерла. Он стоял совсем рядом, менее чем в метре от меня. Подавленный, с красными глазами, потрескавшимися губами, которые искусал за последние полчаса. Нам не требовались слова, чтобы понять, как отчаянно мы нуждаемся друг в друге. Денис шагнул в подъезд, и в тот же момент я оказалась прижата к стене. Мы истосковались друг по другу и сейчас говорили об этом в поцелуе, в котором смешались наши страдания и боль.
— Пойдем наверх, вдруг Мила проснется, а меня нет, — прошептала я.
— Пойдем.
Денис взял меня за руку и не отпускал, пока мы не дошли до квартиры. Он молча разделся и пошел за мной в комнату Милы. Девочка все еще спала, и Денис опустился на пол рядом с ее кроватью. Он аккуратно провел рукой по ее волосам и заплакал. Сейчас он не был взрослым мужчиной, я видела в нем мальчика, пережившего трагедию и сочувствующего своей младшей подруге.
Для Дениса смерть Ольги тоже была болезненной потерей. Она была единственной, кто связывал его с родителями, пусть и обвинял в их смерти Красовского. Теперь, как никогда, следовало бы рассказать ему обо всем, что мы выяснили с Костей, только нужен был подходящий момент. Как же тяжело скрывать правду, когда она так рвется наружу. Я прикрыла глаза, чтобы не расплакаться, но неожиданно закружилась голова. Я попыталась ухватиться за спинку кровати, чтобы не упасть, но вокруг все потемнело, а ноги подкосились.