Но не могу. Застыл. Удивлен, что это вообще происходит, и боюсь, что если губы соприкоснутся, я выдам ей все — каждую фантазию, каждое тайное желание, где в главной роли всегда была она.
Лейси касается моих губ, вырывая меня из ступора. Ее прикосновение — легкое, неуверенное, почти воздушное. Она будто изучает, скользя от одного уголка рта к другому. Губы едва касаются, но ток проходит по нервам, воспламеняя меня изнутри.
Лейси отстраняется, унося с собой весь мой воздух.
— Ну как? — спрашивает она.
Я не могу ни говорить, ни дышать.
Она хмурится, сжимается, отодвигается.
— Настолько плохо?
Плохо… да. Но не в том смысле. Меня трясет, как наркомана после первой дозы — хочу еще, и не знаю, как остановиться.
— Нормально, — выдавливаю я.
— Нормально. — В ее голосе поражение и досада. Желание обнять, защитить, утешить — встроено в меня на уровне инстинкта, но сейчас я не нахожу слов, которые не разрушили бы нашу дружбу.
Она вскидывает руки.
— Нормально — это не вариант.
Встает на колени рядом, берет мое лицо ладонями и прижимается ко мне снова.
Теперь это не робкий поцелуй, а горячий, настойчивый. Ее губы двигаются уверенно, язык осторожно касается края моих губ.
Я вдыхаю от неожиданности, и она пользуется этим — ее язык скользит внутрь. Разум орет «стой», но тело и желание творят свое.
Я хватаю ее за талию, прижимаюсь ближе, пока она не начинает отстраняться.
Я следую за ней, не в силах отпустить, жадно ища ее губы, мечтая повалить на спину, вжаться в нее, прижать к себе, двигаться, пока подо мной не останется одна только дрожь и влажное дыхание.
Она отстраняется, тяжело выдыхает и облизывает губы, пробуя мой вкус.
— А теперь? — спрашивает.
Я сжимаю подушку до белых костяшек. Я на грани, тело горит, яйца тугие, член ломит, а она смотрит на меня, как прилежная ученица, ожидающая оценки.
Никакого смущения. Ни следа растерянности.
— Хорошо, — сиплю я и хватаю бутылку. — Очень хорошо.
Допиваю пиво до дна, открываю ее и делаю еще пару больших глотков.
— Ты уверен? Я боялась, что переборщила с языком.
Я чуть не захлебываюсь, представив этот язык в другом месте.
— В самый раз. У тебя все получится.
— Отлично. Мне, пожалуй, пора. Надо выспаться, чтобы завтра применить твои советы на профессоре. — Она вскакивает, ищет сумку.
Меня выворачивает изнутри, грудь сжимается. Как она может вести себя так, будто ничего не случилось? Разве она ничего не почувствовала?
— Лейси, — зову я, но она занята — собирает вещи.
Надо бы отпустить. Принять душ, кончить, забыться и заснуть. Утром, может, станет легче.
Как я мог подумать, что одного поцелуя хватит?
Это была чертовски глупая идея. Но отпустить её я не могу.
— Лейси, — подхожу, пока она не убежала. — Уже полночь, ты в пижаме. Куда ты собралась, кроме кровати?
Она прижимает сумку и обувь к груди, щеки вспыхивают.
— В твою кровать? — она нервно смеется. — Ну конечно, в твою. Мы же всегда спим в твоей кровати. Почему бы и сейчас не спать в твоей кровати.
Я могу назвать девять твердых причин, почему не стоит. В буквальном смысле — твердых. И лучше бы нам быть не только в разных кроватях, но и на разных континентах.
Её смущение будит во мне странное, азартное чувство. Может, она не так уж равнодушна?
— Уверен, сможешь держать руки при себе, даже если и пыталась сожрать мой язык.
Лейси закатывает глаза.
— Я не пыталась сожрать твой язык.
Мы оба улыбаемся, напряжение спадает.
Я подхожу к кровати, откидываю одеяло с одного края, бросаю ей вызывающий взгляд. Втайне надеюсь, что она скажет мне лечь на диван, потому что рядом с ней я точно не усну.
Она роняет вещи, забирается под одеяло и устраивается на моей подушке, будто это ее место.
Откидывает одеяло с моей стороны.
Пожалуй, пора считать овец.

Три часа спустя я все еще не сплю.
Лейси ворочалась как минимум час, прежде чем наконец провалилась в беспокойный сон рядом со мной — рука перекинута через глаза, губы, словно сердечком, приоткрыты и равномерно выдыхают мягкий, сонный воздух.
Закрываю глаза. Секунды тянутся как часы, ночь превращается в бесконечный марафон за сном, который не приходит. Представляю овец, одна за другой перепрыгивающих через изгородь в пустом поле, но толку ноль.