Я закатываю глаза, чтобы согнать жар с щек, и начинаю собирать вещи. Поднимаю руку — он, не раздумывая, тянет меня на ноги. Мы оказываемся опасно близко. Я чувствую запах вишнёвой колы на его дыхании — тот самый, с которого всё началось, в первый день лекций, когда он сидел впереди с банкой в руке.
С тех пор мне не даёт покоя вопрос: на вкус он такой же сладкий?
— Привет.
— Привет.
Олли кладёт руку мне на плечи лёгко, почти не касаясь. Я должна утонуть под его весом, но наоборот, будто вырастаю.
— Ты разве не на смене сегодня? — спрашиваю, пока мы идём по кампусу к моему дому.
— Да, — его губы касаются моего уха. — Но я хотел увидеть твоё лицо.
Живот делает кульбит. Мой глупый мозг уже рисует сцены, которые никогда не случатся.
— Какой сюжет прокручивает твой грязный разум? — Он склоняется ближе.
Я чувствую, как пылают щёки.
— Ты краснеешь слишком легко, — смеётся он. — Для девушки, которая зарабатывает тем, что пишет о траханье.
— Я пишу про любовь, — огрызаюсь. — А постельные сцены — необходимая часть.
— Самая лучшая часть, — его взгляд становится тёмным и ленивым, как у киноактёра, привыкшего к поклонницам.
Я оборачиваюсь, проверяя, не слышит ли кто-то наш разговор.
Он целует меня в макушку, хрипло смеётся:
— Ты чертовски милая.
Хотелось бы возразить, но мой пустой любовный опыт говорит сам за себя. Я написала больше двадцати горячих романов, но при слове «секс» всё ещё краснею, как девственница.
У Олли, в отличие от меня, личная жизнь бурлит и он щедро делится подробностями, ещё и в красках.
Я наблюдала за ним издалека весь первый семестр, стеснялась подойти, но не могла отвести глаз. Парни никогда не входили в мои планы: нужно было учиться, работать, копить на выпуск. Но Олли стал исключением, от которого невозможно отказаться.
Однажды между парами я пыталась закончить главу и заметила, что кто-то читает через плечо. Олли. Он застал меня за написанием сцены, от которой и у героини, и у читателя перехватывает дыхание.
Я чуть не умерла от стыда. А он просто усмехнулся и начал рассказывать мне свои эротические истории, такие откровенные, что щеки вспыхивали, а пальцы сами тянулись к клавиатуре.
В ту же ночь я дописала весь роман. С тех пор мы неразлучны.
Олли стал моей музой. Каждая строчка, каждая сцена — это смесь моего воображения и его бесконечного опыта. И именно так мои книги впервые стали по-настоящему горячими.
До встречи с Олли я писала вполне приличные романы. Но после… после его признаний, которые я щедро приукрашивала, мои тексты стали продаваться так, что я смогла бросить две подработки и жить на писательский доход, оплачивая учебу.
Два года всё шло отлично. Я закопала свою влюблённость под уютной маской дружбы — пока пару месяцев назад Олли не рассказал, что переспал с двумя людьми за ночь.
Я всегда знала, что он уверенно относится к своей сексуальности, но трое в одной постели — это уже другой уровень. Любопытство вспыхнуло во мне, стоило представить себе ту сцену. И вот моя тайная симпатия снова расцвела во всей красе.
Единственный способ избавиться от этого — перестать видеть Олли в своих героях. Но как, чёрт возьми, писать без этого вдохновения и не скатиться обратно в скуку?
— Я знаю этот взгляд. Что сказала Жизель?
Он слишком легко читает меня.
— Ей не понравился новый вариант, — признаюсь я. — Может, пора сменить жанр. Попробовать женскую прозу.
Без пошлостей. Без соблазнов. Без мысленных картинок, где Олли медленно расстёгивает ширинку и шепчет мне «назови меня папочкой»…
— О чем ты вообще? — Олли смотрит на меня, как будто я предложила продать душу дьяволу. — Ты не меняешь жанр.
Я моргаю, ошарашенная его вспышкой.
— Тебе не надоело рассказывать мне о всех своих… внеклассных развлечениях? — спрашиваю. Вопрос больше похож на мольбу: если он скажет «да», всё станет проще.
— Да ни хрена, — бормочет он. — Друзья помогают друзьям. А если помощь включает… опустошение моих яиц, я только «за».
В мозгу тут же вспыхивает картинка, как Олли «опустошает» себя на моё лицо, и по венам проходит горячая дрожь. Он совсем не облегчает мне жизнь.
Я выскальзываю из-под его руки и поворачиваюсь лицом к нему:
— Мне нужно зарабатывать писательством. А чтобы писать о чём-то, я должна знать, о чём пишу.
Он хмурится, не улавливая суть. Честно? Я и сама нет.