Неужели Олли действительно собирается это сделать?
— Олли Питерсон.
— М-м? — отзывается он лениво.
— Какой во… — голос профессора Гибсона запинается, когда его взгляд опускается и задерживается где-то под моей партой, — …вопрос вы выбрали?
Кожа скользит о кожу — мой мучитель вычерчивает медленную, соблазнительную восьмерку по внутренней стороне моего бедра, превращая меня из прилежной студентки в одержимую зависимую.
И я не хочу, чтобы он останавливался.
— Мне сложно выбрать между одним… — Олли прижимает палец к моим трусикам, — …или двумя.
Я сглатываю сдавленный вздох, когда он добавляет второй палец, усиливая давление.
От его прикосновений я вспыхиваю, как спичка. Вцепляюсь в край парты, пытаясь удержать хоть каплю самообладания и не сгореть дотла на глазах у всей аудитории.
Не верится, что он прикасается ко мне так.
Не верится, что я позволяю ему это… при всех.
Олли откидывается на спинку стула, небрежно постукивая по столу одной рукой — другой же остаётся мучительно близко к тому, чтобы войти в меня.
Не знаю, смотрит ли профессор в нашу сторону, но мне уже все равно.
Мне нужны его пальцы — чтобы он отодвинул в сторону мои трусики и снял ту ноющую боль, что сам же разжег.
— Секс… — профессор Гибсон давится словом. — Шесть. Номер шесть, пожалуй, будет интересен.
— Пусть будет шесть, — мурлычет Олли, губы изгибаются в хищной улыбке.
Профессор прочищает горло, красный, как вареный рак.
— Лейси Райт, — произносит он, обводя взглядом аудиторию.
Олли давит сильнее, прямо на тонкую ткань над моим клитором.
— Три, — выдыхаю я пискляво, чувствуя, как горячая, липкая влага вытекает из меня, пропитывая трусики и его пальцы.
Профессорские глаза распахиваются и встречаются с моими — полуприкрытыми, затуманенными.
Щелк.
Я вздрагиваю от резкого, неожиданного звука. Моргаю, прогоняя мутную пелену возбуждения, и замечаю, что ноутбук профессора захлопнут.
— У меня… встреча, — объявляет он громко, слишком громко. — Остальные пришлите выбранный вопрос по почте. Увидимся на следующей неделе.
Держа прямоугольное устройство низко перед собой, он стремительно покидает аудиторию.
Вопросы и растерянные реплики перекатываются от студента к студенту, но никто не упускает шанс уйти пораньше. Рюкзаки шуршат, стулья скрипят, и вскоре аудитория пустеет. Профессор ушел. Занятие окончено. Мне больше не нужно мое «крыло», но ни Олли, ни я не двигаемся.
Вчера, когда мы целовались, мы притворялись, будто это ради «исследования».
Но сейчас всё совсем иначе.
Его палец скользит к краю моих трусиков, ноготь едва царапает там, где ткань встречается с кожей. Я замираю, задержав дыхание.
Дверь открывается — в комнату начинают заходить студенты следующей группы, решившие занять места пораньше. Я напрягаюсь, а в глазах Олли вспыхивает что-то тёмное, грязное, прежде чем он медленно вытаскивает руку из-под моей юбки.
Я начинаю скучать по его прикосновениям в ту же секунду, как он отнимает руку, но не успеваю даже схватить свои вещи — он уже тянет меня за собой из здания, через лужайку кампуса, по узкой, почти безлюдной дорожке между двумя корпусами.
Он ведет меня в небольшой сад и прячет за деревом, вдали от посторонних глаз.
Снимает с моего плеча сумку, не отрывая взгляда, и аккуратно ставит ее на землю.
Сердце колотится в груди, когда его мышцы напрягаются от движения — сильные, уверенные, достаточно, чтобы прижать меня к стене своим телом.
Я упираюсь ладонями в кирпич, концентрируясь на холодной, шероховатой поверхности — это реальность, а не очередная фантазия, вылитая из моей головы на бумагу.
Олли кладет одну руку на стену рядом с моей головой, а другую медленно скользит под мою юбку.
Воздух застревает в легких, я забываю, как дышать, когда его кожа касается моей.
Он замирает. Ждет ли, что я скажу ему «остановись», напомню, что мы друзья и что это ошибка?
Я выдыхаю рвано и раздвигаю ноги.
Его ноздри раздуваются, и пальцы скользят выше, пока не находят край моих трусиков. Отводя резинку в сторону, он просовывает под неё два пальца и касается меня.
Обморок — это вообще реально? Потому что я вот-вот упаду.
Он водит пальцами по влажному входу, дразнящими, ленивыми движениями — кончики то скользят внутрь, то сразу отступают, не давая мне того, чего я так жажду.