Глава V. Момент истины
Ящер затих. Он уснул. Но, в отличие от него, Даркфолз не мог найти себе покоя в оффлайне. Он не сводил с Роргха мерцающей в притемнённом помещении оптики. Взгляд его окуляров скользил по его телу от изголовья и до самых стоп. Бот смотрел, как спокойно вздымается его мощная грудная клетка, как мирно были сомкнуты его пылающие жёлтым пламенем глаза с вертикальными зрачками и как его когтистые руки, словно защищая, покоились на то вздымающемся, то опускающемся вниз животе.
Мехлинг всё ещё не мог до конца поверить в то, что сейчас под сердцем этого белкового титана теплится ещё одна маленькая жизнь, и в то, что скоро, возможно, предстоит ему сделать — принять роды. Совершить подобное казалось ему невозможным. Этот процесс был для него немыслимым. Он знал физиологию своего народа, знал, как происходят процессы их жизнедеятельности, хоть и не был очевидцем их всех. Но в том, что касалось рас, состоящих из плоти и крови, Даркфолз был полным дилетантом. Сейчас только его буйное воображение могло помочь ему представить картину того, что может ожидать его в ближайшем будущем.
Гхаарс тяжело потянул воздух, напрягся всем телом, после чего последовала череда надрывного спёртого покашливания. Из ноздрей ящера вновь потекли две тонкие струйки цвета индиго. Наклонившись к нему, мех аккуратно стёр кровавые дорожки с лица ящера. Кибертронец посмотрел на свои испачканные пальцы. Этот окрас — точная противоположность энергона — ещё одно доказательство того, насколько много существует различий между их мирами. Сам не понимая отчего, он испугался за рэквийца — или же он больше переживал за судьбу его дитя?
Прошло некоторое время, и Роргх проснулся. Он открыл глаза и, сбросив остатки дрёмы, поднялся, принимая сидячее положение. Сейчас он выглядел куда более здоровым, чем ранее. Правдива та пословица, что хороший оффлайн — лучшее лекарство. Однако в грудной клетке ящера вновь будто закипел котелок, и он поспешно прикрыл рот, вновь давясь удушливым кашлем. В его ладони осталась отхаркнутая кровь, и Гхаарс с некой небрежностью вытер её о первое, что ему попалось.
— Выглядишь неважно, — не так уж удачно подбодрил страдальца Даркфолз, на чьём фейсплейте отобразилась неказистая усмешка.
— Такими темпами мои лёгкие скоро лопнут, — отозвался рептилоид. — А остальные органы превратятся в кашу.
— Но ты, похоже, этого не боишься.
— Я не боюсь смерти, — ответил Гхаарс, чей голос был избыточно наполнен львиным бесстрашием. — Это нелепый страх. Теперь в этой жизни меня может волновать только одно — жизнь моего ребёнка, — тон рептилии плавно приобрёл яркие нотки возвышенности. — Он примет моё наследие и продолжит паломничество вместо меня. А для меня этот путь уже окончен.
— Ты хоронишь себя заживо, — упрекнул его мех, сводя надлинзовые щитки.
— Это путь для сильных, а я стал слаб, — с давно поселившимся в нём чувством смирения произнёс рэквиец. — Тот, кто не может следовать цели своей жизни — отступник. Но мой ребёнок не будет таким, как его родитель. Он будет праведным. И если не я, — знакомый пронзительный взгляд жёлтых глаз вновь был обращён к боту, — тогда ты ему в этом поможешь.
— И как же я смогу направить его на путь истинный? — с непониманием и некой долей саркастичности вопросил мехлинг.
— Ты вернёшь его домой — на Рэквием, — нерушимо утвердил Роргх.
— Если нам, конечно, удастся улететь отсюда, — склонив шлем, на притихшей тональности произнёс Даркфолз, словно это была неуместная шутка.
— Эта проблема — всего лишь вопрос времени, — ответил ящер, хоть фраза бота и не имела адресата. Он поднялся. — Я иду молиться.
На линии горизонта забрезжили первые лучи восходящего светила, чьё появление обещало вновь раскалить поверхность планеты точно печку. Автобот покинул корабль следом за товарищем по несчастью. Красная звезда всё увереннее показывалась над тёмной полоской земли. Бот увидел, как в его свете, приняв молитвенную позу, стоял Гхаарс. Словно статуя, он держался непоколебимо — его обратно сочленённые ноги упирались коленями в землю, голова склонялась вниз, касаясь лбом сцепленных между собой кистей рук. Ящер приносил молитвы своим богам. Он молил их о прощении и благословении — так казалось мехлингу.