— Эту композицию, написанную к фильму, — глаза Рауфа заблестели — Я посвящаю обеим сторонам...
Он отставил микрофон, подошёл к флюгелю, сел и... Сыграл так, как я никогда ещё его не слышала! Медленно. Плавно. Выразительно. Будто читал по слогам самое печальное стихотворение целого века. Нет. Целого поколения...
«Твои глаза — твоё сердце», прочитала я название в программном листке.
У большинства зрителей на глазах навернулись слёзы, так как они постоянно тянулись к своим лицам...
По окончании его игры весь зал поднялся со своих мест и зааплодировал стоя. Шквал оглушающих рукоплесканий не прекратился и тогда, когда в зал со скандальным полукриком ворвалась...
Мама!
Охранник как-то быстро сдался в споре с ней по поводу больничных правил. Молча достал из кармана новую маску типа FFP-2 и вручил ей. Она нехотя надела её... Мама вообще редко одевала маски. Была такая, как есть. То слишком добрая, то чересчур злая, она напоминала мне чёрно-белые клавиши. Без серединных тонов и полуоттенков. С невозмутимым гордым видом она катила впереди себя коляску, вцепившись в неё, как за спасательный круг. От неё несло сильным перегаром.
Рауф зачем-то ей по-доброму улыбнулся и уступил своё место... Возле меня!
По её расширенным зрачкам, на секунду обращённым на меня, стало ясно, что ещё она приняла...
Дьяволёныш беспробудно проспал до самого конца концерта. Но в момент, когда меня вызвали на сцену, он проснулся и сиреной взревел. Беспощадно. Раскатисто. Жалостливо.
Люди стали недовольно шептаться за нашими спинами, в то время как мама, не вставая с места, качала одной рукой коляску, а другой щёлкала селфи с нами.
— Альма Франк и её провожальная «Пассака́лия» Генделя/Хальворсена в G-Минор!
Мама вдруг сняла маску и начала надувать жвачные пузыри. Последние громко лопались в неловкой тишине, несмотря на неугомонный крик Кевина. В какой-то момент мама встрепенулась, начала хлопать в ладоши и угукать — Вухууу! Это моя дочь! Давай, Альма, сделай их всех!!!
Я покраснела до корней волос... Будто во сне, встала, взошла на сцену и присела на холодную жёсткую скамью. Захотелось срочно спрятаться от всех за огромным чёрным монстром... Глаза напрасно искали того, для кого я собиралась сыграть. Место Рауфа пустовало. Он выкатил Дьяволёныша на улицу...
Герр Хайнрих, сидевший в углу напротив, молча спросил, готова ли я. Голова кивнула, а правый безымянный онемел... Не попадал на F и E, когда левый указательный нажимал на Dm.
— Ещё раз, — сказала самой себе и попробовала с начала.
Пальцы отказывались слушаться. Мама подошла вплотную.
— Покажи мне, что ты умеешь, — грозно приказала она — Ну! Давай же! Не позорь меня при всех! Играй, кому говорю!!!
Из меня вырвался всхлип, горячие слёзы брызнули из глаз и полились бурным потоком, словно небо открыло свои шлюзы... Годами накопленные.
— Я Н-Н-Н-Е-Е-Е МОГУ, — зарыдала во весь голос и прикрыла от стыда лицо.
— Бездарщина! Неумёха! Такая же неудачница, как и твой отец! — зло прошипела мама и вернулась обратно на своё место.
По дороге она, кажется, споткнулась об ступеньку, потому что вдруг выругалась матом...
Мне вконец захотелось исчезнуть. С лица земли. Уснуть и не проснуться!
Герр Хайнрих резко вскочил, пробормотал что-то на ухо сконфуженному ведущему и перенял у него микрофон — Дамы и Господа, у нас небольшая заминка! Пассакалия обязательно будет! А пока предлагаю вам послушать Лунную Сонату в моём скромном исполнении...
Ведущий быстро вышел из зала. Через несколько минут вернулся вместе с Рауфом, но без коляски... Кевин мирно спал в слинге... У ведущего!
В тот день место Рауфа так и осталось пустым, когда я снова начала играть... Баба́ стоял напротив флюгеля и улыбался мне во весь рот. В его тёплых карих глазах отражался весь мир...
Мой мир!
Я исполнила Пассака́лию, не глядя в ноты. Ни разу не оступившись. По окончанию моей провожальной зал поднялся во второй раз...
___________________________________________
ГЛАВА 7
Если бы я тогда знала, что своей игрой действительно проводила нашу старую жизнь в прошлое, то я бы... Не прекратила играть! Исполняла бы одну выученную композицию за другой — только бы потянуть время!