Время... Спустя годы я поняла одну важную вещь: время — это единственное, что безжалостно отмерено всем нам. И когда мы растрачиваем его вслепую и вглухую, то, по сути, не живём. Своей настоящей жизнью. А так... Живём на черновик! Балуемся, прячемся, примеряем на себя чужие образы, навязанные нам родными, обществом, страной, миром. И так заканчивается 'наше время', толком не начатое, не прожитое...
Если бы я заранее знала исход той ночи и то, что именно моё чистосердечное признание сделает с нашей семьёй, изменила бы я тогда что-либо в своих словах или действиях? Нет... Кроме самого решающего момента в коридоре, за пассивное наблюдение которого до сих пор не могу себя простить!
Тем невероятным по всем параметрам вечером мы возвращались после концерта домой впятером.
В маленьком багажнике Жука быстро нашёлся бустер для Эстер, уступившей своё автокресло Джастину. Последний отдал своё последнее, вернее, мягкий синий карсит, сокращённый до минимума, Кевину. Я без ничего села впереди. Совсем как взрослая.
— Баба́, я могу сыглать Пассалью на гитале? — поинтересовался Джастин, любивший дико побренчать на его струнном инструменте.
— Конечно сможешь, когда чуть подрастёшь, то обязательно научишься!
— А на скрипке? — еле слышно спросила сестрёнка, поджимая губы.
— И на скрипке тоже! Я и тебя научу...
Мы все замолчали. Рауф дал маме отгул. Время, чтобы она отдохнула от нас всех. Странно, что Дьяволёныш так легко отпустил её. Перед прощанием она долго держала его на руках, нежно целовала и кормила свежезаваренной смесью..
Кевин был её всем!
А для нас? Для нас он просто был. Вернее, к нему мы все очень привыкли. Его большие ярко-голубые глаза общались с нами лучше всяких слов. Мы безумно радовались, когда он изумлённо распахивал их и узнавал нас по отдельности. В машине он ехал впервые и потому крепко заснул.
Жаркий воздух душил. Лениво проникал через раскрытые окна и превращался только во время езды в ветерок. Слабый. Обжигающий. Я сидела на двух подушках вместо бустера и подставляла ему навстречу своё веснушчатое лицо. Мне хотелось, чтобы тот момент длился вечно...
Мама вернулась домой поздней ночью. Поблагодарив Рауфа, она вежливо, но быстро распрощалась с ним и позвонила кому-то. В нашу квартиру зашёл незнакомый мужчина. Мы не видели его. Зато услышали его и мамины стоны в ванной комнате. Почти сразу после этого он ушёл. Мама приняла душ и... Разрыдалась! Она так безудержно плакала, что я не выдержала и подошла к ней. Увидев меня, мама почему-то заплакала ещё сильнее. Мои объятия ей не помогли!
— Иди спать, — устало буркнула она мне и остановила дурацким вопросом в дверях — Ты любишь его больше, чем меня, да?!
Ничего не ответила ей.
Пусть думает обо мне, что хочет!
Я не собиралась впускать её в свой мир. Который ей, в реальности, по барабану. В момент моего выступления она сильно обидела меня, но так и не извинилась...
Тепло дыхания слева и равномерное сопение справа успокоили моё отчего-то не на шутку встревоженное сердце. Джастин и Эстер наверняка видели девятый сон, в то время как я никак не могла отключить бесконечное внутреннее кино в голове. В какой-то момент мои глаза сами тяжело сомкнулись...
Той ночью я так крепко спала, что не услышала дьявольского крика Кевина.
Мы все окончательно проснулись от громкой ругани мамы. Выбежали в коридор.
Она держала малыша за подмышки перед собой и нервно расхаживала туда-сюда.
Кевин заливался необъяснимым острым плачем.
— Как же ты меня уже достал! — с ненавистью в голосе прошипела она и затрясла его со всей силы — Заткнёшься ты наконец или нет?! Что тебе ещё нужно, Дьяволёныш??? Всю кровь из меня выпил!!!
Головка Кевина несколько минут подряд болталась вперёд и назад так, будто в любой момент была готова отделиться от остального тела. Его глаза при этом пару раз неестественно закатились.
— М-А-М-А-А-А!!! — почти одновременно окликнули мы её, подбежали к ней и заревели.
Мама сама испугалась того, что сделала. Прижала его всё ещё шатающийся затылок к себе.