Он тут же вырвал. И почему-то сразу притих. Его глаза были закрыты. Казалось, он просто тихо-мирно спал... Если бы только из его, забитого насморком, носа донеслись привычные нам звуки!
Мама аккуратно положила его обратно в кроватку, надела на себя джинсы, свитер, пальто и зачем-то ещё сапоги.
— Я... Я... Я сейчас... Мигом! За помощью! — хлопнула она за собой входную дверь.
На комоде в прихожей лежали её ключи, кошелёк и сумка.
Кевин стал совсем белый, как мел. Нет. Как статуэтка-ангелочек. Из алебастра.
Джастин как всегда запричитал первым. Эстер оцепенела на месте и начала истерично повторять одно и то же — Мама нас бросила. Бросила. Она никогда больше не вернётся. Не вернётся. Потому что Кевин мёртв. Мёртв!
Я вытащила бездыханного кроху из кроватки. Переложила в его плоскую люльку-переноску от коляски. Взяв за оба конца, как сумку, потащила к Рауфу.
Баба́ всегда спал так, что и пушкой не разбудить... Нам троим понадобилось время, чтобы достучаться до него.
— Дети мои, — спросонья не разглядел мою ношу — Что такое? Пожар? Землятрясение? Или инопланетяне?
— Дьяволёныш не дышит! Спаси его, пожалуйста! Мама встряхнула его! И убежала! За помощью! — наперебой кричали мы ему, не давая вставить ни слова.
Загорелое морщинистое лицо Рауфа вдруг побледнело, как только он увидел Кевина. Он забежал домой, принёс свою аптечку и дал понюхать ему какую-то свою секретную настойку на травах.
Кевин начал оживать...
— Собирайтесь, — быстро скомандовал он — Наденьте только обувь!
Рауф нарушил сразу несколько правил. Он разговаривал с кем-то по телефону и гнал на красный. Не куда-нибудь, а в неонаталогию самого Шарите́, одного из крупнейших медицинско-университетских комплексов в Европе...
В травмпункте он громко прокричал о каком-то СДС, на что нас сразу пропустили без очереди.
— Младенец... Пять месяцев... Был без сознания... Шюттельтраума (Синдром Детского Сотрясения, сокр. СДС), — объясняла кому-то по телефону дежурная врач, надевая по дороге кислородную маску на его бледное личико.
Кевин слабо запищал и стал выворачиваться из рук медсестёр, когда те подключали его к каким-то инфузиям и мобильному монитору. Последний запиликал. Неравномерно подпрыгивающая зигзагообразная линия стала колебаться...
Медперсонал засуетился.
— Мы теряем его! Быстро в Интенсив № 2, срочно вызывай всех! Да, прямо сейчас!!! — рявкнула дежурная врач на кого-то в трубке.
— Вам туда нельзя! Подождите вон там, — бросила женщина нам на прощание.
Двери реанимационного отделения закрылись перед нашими шокированными лицами. Надпись на стекле «Вход только для медперсонала» вызвала во мне ещё больший страх за Дьяволёныша.
Он там совсем один! Что если он умрёт???
Мы устало опустились на мягкие кресла в пустом зале ожидания напротив. Эстер и Джастин, сжавшись в комочки, захотели прилечь головами на колени Рауфа, как он вдруг встал.
— Альма, присмотри за ними пожалуйста, — усадил меня на своё место — Мне нужно сделать пару важных звонков... Я мигом!
— Нет! Баба́а́а́! — закричала Эстер и протянула к нему руки, будто бэби.
Джастин повторил за ней... Но Рауф не поддался, вышел, не обернувшись на нас.
Стрелка часов на циферблате над дверью громко оттикала десять — показавшихся мне целой вечностью — минут, когда он вернулся к нам.
Малыши спали — каждый в своём кресле.
— Беним кизим, — обратился Рауф ко мне — Ты очень умная талантливая девочка... Всё понимаешь и любишь своих обоих братьев и сестру, — с любовью взглянул на Джастина и Эстер, затем на меня. Провёл сухими огрубевшими ладонями по их лицам, глубоко вдохнул и выдохнул, затем продолжил на секунду дрогнувшим голосом — Ты должна пообещать, нет, лучше поклясться мне прямо сейчас в том, что подтвердишь абсолютно всё, что я буду говорить нашим Полицай (Полиции) и Югендамту.
— Клянусь! — выпалила не подумав. — В этот раз взрослые поверят тебе на слово, вот увидишь, Баба́!
Рауф довольно закивал головой, прижал меня к своей шумной груди и долго гладил по голове, прежде чем произнёс — Хочу, чтобы ты знала... Жизнь не чёрно-белая, как клавиши на пианино! А даже и если, то всегда помни одно: до-диёз и ре-бемоль тоже издают звуки... Вырванные из контекста, они ничто, но сыгранные по нотам, — это музыка... Твоя мелодия! Какой она выйдет, зависит только от тебя само...