С наступлением абсолютной тишины я вдруг отчётливо слышу родной голос из детства — Твоя мелодия удалась, Альма!
С широкой улыбкой на лице встаю. Прохожу на середину сцены, где меня уже ждут. Мужчина и женщина, одетые во всё алое, тоже не случайно.
Мы берёмся за руки, подходим к самому краю и кланяемся в первый раз. Бурный грохот нескончаемых аплодисментов приятно режет слух и обжигает сердце.
Приподнимая головы, мы видим в первом ряду наших близких — детей, партнёров, друзей... Маму, всю седую, но свежую, как всегда, сжимающую в одной руке свои молитвенные чётки. Другой ладонью она накрывает руку Дьяволёныша, рядом с ней сидящего. Огромные ярко-голубые глаза брата всё так же, как в детстве, широко раскрыты и направлены прямо на нас. В этом году его объявили лучшим барменом столицы! Он отказывается от помощи своей девушки и мамы, оставляет свою белую трость у кресла и безошибочно подходит к нам.
Кевин не видит нас, зато прекрасно слышит и чувствует, когда вручает нам цветы. Его глаза блестят, впрочем как и наши...
Мы отходим назад и поворачиваемся к оперному оркестру, который во главе Пьера тоже наслаждается оглушающей эйфорией полностью раскупленного, битком забитого зала.
В какой-то момент Джастин срывается с места, хватает в охапку все наши цветы, сбегает со сцены вниз и... Кладёт их на одно-единственное пустое место ровно посередине.
Сегодня мы можем позволить себе оставить это кресло свободным.
Эстер, Джастин и я берёмся за руки, подходим к краю напротив того места и низко кланяемся в третий раз...
Я поднимаю глаза к небу и произношу имя того, кто стал для нас целой Вселенной:
Баба́!
________________________________________
Конец