– Где ж их взять? – растерянно захлопал ресницами Коржиков, присаживаясь на полированную крышку хьюмидора для хранения сигар. Но услышав легкий треск, тотчас вскочил и виновато поджал губы.
– У китайцев, разумеется, – ответил Муравецкий. – За тысячу лет накопили. Изучайте, постигайте и со временем научитесь читать по лицам.
– Читать по лицам… тысяча лет… китайцы? – завороженные Лика со Степаном не сводили взглядов с губ начальника, и каждое слово повторяли за ним. Первой от гипноза очнулась Кобрина и недоверчиво воскликнула:
– Ха, вы шутите!
– Отнюдь, – сухо сказал полковник. – Китайцы весьма преуспели в физиогномике. Если пожелаете, они и супруга вам правильного подберут, таланты ваши раскроют, а то и на работу по карте лица примут.
– Как же? – подал голос и Степан. – На работу без анкеты что ли?
Муравецкий кивнул.
– О способностях можно судить и из визуального осмотра. Разве я не говорил вам, что почти девяносто пять процентов всех сведений о людях мы узнаём именно по лицу? Лишь пять – из беседы. Пять! Понимаете?
– Ха! – вновь воскликнула Кобрина, все более забавляясь и подталкивая слегка заторможенного Коржикова. – Признайтесь, шеф, нас со Стёпкой вы тоже по-особенному выбирали?
– Между прочим, – будто не услышав вопроса, сказал эксперт, – Пифагор отбирал учеников именно по приметам на лице.
– Ну, уж если сам Пифагор, – усмехнулась девушка, но поймав строгий взгляд начальника, мгновенно застыла.
Неожиданно для Муравецкого Кобрина впервые появилась в доме не в рваных, а в изящно облегающих бёдра джинсах, бежевом топе и приталенном кожаном пиджаке без всяких цепей и гирек. Она игриво взбила чёлку пышного каре и ахнула, наблюдая в окно:
– Тишь, мир, поэзия! Вы живете в раю, шеф. Утонуть в этом дедушкином кресле и мечтать… мечтать…
– Тоните смело, – будничным тоном предложил Муравецкий, попыхивая сигариллой. – Отныне вы на рабочем месте.
– Ух, ты! Можно обживаться?
– Вперёд. Но на службе мечтать не дам. Уж не взыщите, загружу по полной.
Кобрина тотчас погрузила попу в вольтеровское кресло за столом у окна и извлекла из сумочки, пристегнутой к поясу, косметичку.
– Сто-пятьсот! – звонко воскликнула она, скрипнув шпорами на сапожках.
На языке байкеров означало «максимальный комфорт».
Коржиков, который был одет все в тот же свитер, заправленный в джинсы и в сандалии, был тоже усажен за стол, но только у самой двери – как раз за хьюмидором, над которым высились и золотились старинные часы с боем. Они явно важничали, любуясь собственным отражением в лаковой крышке нижестоящего соседа.
Сегодня же столы пустовали – практиканты были на своих заданиях, и Григорий Михайлович хотел еще раз углубиться в детали первого их Дела, которое на первый взгляд казалось совершенно гиблым, ибо от него сохранился лишь обрывок описания да фотография Федора Шаляпина в роли Годунова. Окно в кабинете было распахнуто в сад, и в поисках более яркого света Муравецкий тотчас присел на подоконник, расстелив на нем ветхий клочок документа. Но что-то вспомнив, резко вздернул руку и посмотрел на часы на запястье. Не меняя положения руки, полковник покрутил ручку громкости настенного радио. Из динамика раздался голос самого Муравецкого, который рассказывал о деле княгини Волконской в местной передаче. Григорий Михайлович застыл, слушая самого себя.
– …и в августе 1916 года в Харьковский лазарет Красного Креста попадает контуженная на Юго-Западном фронте женщина-доброволица. Без документов, но с особой приметой: родинкой посредине лба. О себе сообщает, что недавно вышла замуж за князя Волконского, который вскоре погиб на позициях. Но в Харькове якобы есть человек, который может подтвердить её личность. Когда в сопровождении жандарма, женщину доставили по адресу, выяснилось, что там никто не живет. Через день «княгиня» из лазарета скрылась. К сожалению, в Деле сохранилась лишь одна страничка с записью: Крайне опасная особа. Срочно задержать! И еще фотография Федора Шаляпина в образе Бориса Годунова, смысл которой пока нам не ясен. Поэтому, дорогие радиослушатели, если у кого-то имеются письма, вещи, дневники или иные свидетельства, связанные с историей княгини Волконской – добро пожаловать к нам. Номер моего телефона запишите, пожалуйста….
Дослушать не удалось – со стороны улицы раздался страшный грохот и вскрик Ираиды:
– Боже! Неужели газовый баллон на кухне!
– Боюсь, не баллон, – усмехнулся Муравецкий, – а наша «лягушонка в коробчонке» прибыла Заждались уж.
Во дворе, нарушая прежнюю заповедную гармонию природы, хрипящими руладами разрывался двигатель «Ямахи». На крыльце, задыхаясь от синего чада из кашляющего глушителя, проявилось постное лицо Ираиды Львовны. Покрываясь густыми слоями копоти, экономка не переставала чихать и размахивать метлой.