– Конкретней?
– Врачи бродят какие-то озабоченные, медсестры под газом, ржут всё время. Главврача там вообще никто не видел. И мне кажется…. Нет, я просто убеждена, что за мной какой-то маньяк следил все время. А кто-то даже хамкой обозвал. Меня!
– Какая наглость, – усмехнулся Муравецкий. – И что же?
– В общем, – обиженно ответила Кобрина, – о Волконской выяснить ничего не удалось. Аферистка она, шеф. Типичная аферистка, а не княгиня. От фонаря ляпнула фамилию Волконская, а в лазарете и уши развесили.
Полковник прошелся к окну, вдохнул свежего ароматного воздуха и задумчиво сказал:
– Однако типичные аферистки не попадают в дела под грифом: Срочно задержать. Ладно, вольно, горе-работнички.
В это время в дверь тихонько постучали. Ираида Львовна со значением королевского церемониймейстера на лице заявила хозяину, что в столовой их ожидает господин. Визитной карточки он не передал, поскольку хотел представиться лично. Загадочного вечернего гостя звали Леонид Леонидович Бергер. Выглядел он моложаво, лет на тридцать пять-тридцать семь, хотя макушку уже оседлала лысина. Под воспаленными глазами набухли синевато-пунцовые мешки, и сам гость выглядел уставшим, вздыхал и позевывал в кулак. Картину внешности дополняла неприятная черная бородавка под самым носом. Во всей фигуре отмечалась резкая манерность движений. Незнакомец то и дело поглядывал в окно и вздрагивал от любого шороха снаружи. Как только он заметил вошедшую компанию, тотчас взлетел со стула и церемонно раскланялся. Подошел к каждому и протянул длинную женственную руку в перстнях.
– Разрешите представиться, – слегка задыхающимся тоном произнёс он. – Князь Волконский.
Глава 3
Все пары глаз уставились на Бергера так, словно тот внезапно возник из потустороннего мира. Молча предложив гостю стул, Муравецкий с практикантами тоже расселись за стол, быстро сервированный Ираидой Львовной к завтраку. Все молчали. Лика со Степаном вопросительно посмотрели на шефа и по абсолютно непроницаемому виду поняли – каждый свое: Степан, что Бергеру дали, прежде всего, поесть, чтобы тот пришел в блаженное расположение духа, а Лика, что за это время у Муравецкого будет возможность хорошо рассмотреть гостя и составить о бородавчатом господине свое экспертное мнение. Мелкими глотками Бергер скоро управился с кофе и оказал честь хозяйке, угостившись тёртым пирогом. После второй чашки он заметно приободрился, щеки порозовели, а на тонких губах мелькнуло подобие улыбки. Нежданный гость сообщил, что о деле княгини Волконской услышал по радио в передаче «Старый незнакомый Харьков».
– Как долго я ждал, – с волнением в голосе говорил Бергер. – Сегодня, в самом деле, счастливый день в моей жизни. Вы позволите еще чашечку?
– Да-да, – улыбнулся Муравецкий, подливая янтарной жидкости. – Прошу вас. Сигарету?
– О, нет. И запаха не выношу. Какой отменный у вас кофе. Так о чем это я? Ах, да. Лишь только услышал я о вашей находке, да еще и интервью с просьбой сообщить, кто и что знает об этом деле, так не поверите: несколько дней места себе не находил. Все ходил, мучился, взвешивал все pros and cons – это по-латыни.
Пояснительную ремарку Бергер отнес к практикантам и посмотрел на них искоса, с долей нескрываемого пренебрежения, словно на недоразвитых неандертальцев. Степан смущенно уткнулся в тарелку, а Кобрина лишь демонстративно развалилась на стуле, выражая ответную неприязнь гостю.
– И все же, – вздохнул тот, с тревогой в глазах поглядывая на окно, – я решился. Вызвал такси и вот я перед вами.
Он снова покосился на окно и застыл, вглядываясь вдаль, но спокойный тон голоса полковника вывел Бергера из оцепенения:
– Вы не волнуйтесь. В нашем доме вам бояться нечего. Вас внимательно выслушают, сохранят разговор в тайне и постараются помочь. Расскажите, что привело вас к нам?
После очередной чашки кофе Бергер театрально закинул ногу за ногу, вскользь прошелся равнодушным взглядом по Кобриной и Коржикову, напрягся и, выдыхая, заявил:
– Боюсь, ваша княгиня Волконская – моя несчастная дальняя родственница.
Дальнейшая беседа стала приобретать повышенный интерес и даже Ираида прекратила греметь посудой и прямо возле плиты как стояла, так и опустилась на табурет. Муравецкого же больше интересовало не столько, о чем продолжал говорить Бергер, сколько то, как он это делал. Человек может говорить что угодно, но брошенный взгляд, жест или эмоция расскажут, что он думает на самом деле. Достаточно уметь отслеживать подобные «сигналы». Муравецкий умел и прежде всего он не мог не заметить печать какой-то тайной муки на лице гостя, скрытую подавленность и нежелание смотреть собеседнику прямо в глаза. При этом жестикулировал Бергер резко, гримасничал, иногда с ехидцей посмеивался, как делают неуверенные в себе люди, и всё время облизывал губы, как поступают диабетики. «Какая нудота», – вздыхала Лика, играя желваками и стараясь держать милую улыбку, которая всё время превращалась в сардоническую. Ну а Коржиков, завороженный тем, что перед ним настоящий князь, – реакция, напоминавшая обалдевшего туземца, впервые увидевшего говорящее лицо в телевизоре, – слушал вполуха и потому мало чего запомнил.