– Смотрите дальше, коллеги. Медленная скорость, строки всё время опускаются вниз, наползая сверху.
Практиканты обменялись быстрыми взглядами, которые были понятные только им обоим – изгоям общества: одной – неуправляемой хамке, другому – недалекому валенку. Но на лицах Коржикова с Кобриной вдруг проснулся деловой азарт. Да! Да! Они очень захотели сейчас стать именно коллегами Муравецкого. И очень надеялись, что это обращение тот произнес осмысленно, а не на автомате.
– Хм… – серьезным тоном заметила Лика. – Такие большие пропуски между словами.
– Еще и сами буквы неясные, – буркнул Степан. – То ли это «Я», то ли клопа раздавили…
Пока практиканты увлеченно подмечали странности почерка, Муравецкий что-то рисовал на альбомном листе, продолжая внимательно их слушать. Наконец, он приподнял альбомный лист и задержал его в воздухе.
– Портрет по почерку? – удивился Коржиков и почесал в затылке.
– Конечно, – сухо ответил Григорий Михайлович. – Как только человек проявляет гнев или радость, напрягается определенная мимическая мышца. После многократных её движений кость, к которой прикреплена мышца, увеличивается.
– И меняется форма лица, – догадалась Кобрина и с отвращением отшатнулась от портрета. Перед глазами практикантов был карандашный набросок лица, изборожденного мелкими морщинками на щеках, впалыми испуганными глазами с болезненной желтизной и искривленной челюстью. Весь облик представлял собой только одно: ТРЕВОГА!
– Ого! – прогудел Степан. – Странно для самой счастливой женщины на свете.
– Конечно, перед вами не реальный, а скорее психофизический портрет Поливановой, – предупредил Муравецкий. – Примерно так ощущала себя фигурантка, когда писала письмо. Вы правы, сержант, счастьем здесь не пахнет. Скажу больше: женщина была на грани самоубийства.
– Вот что, молодой человек, – сказал Муравецкий. – Отправляйтесь в архив библиотеки Короленко. Нам нужно выяснить, что вообще происходило в Харьковском пехотном полку в те дни. А там явно произошло что-то неординарное, по крайней мере, с нашей солдаткой. Смотрите, чтобы не произошло так, как с Волконскими. Уж о Поливановой, будьте добры, добудьте нам точные сведения.
– Слушаюсь, – сказал Коржиков.
– Особое внимание обращайте на всякие сплетни и скандалы.
– Есть.
– В женском батальоне их предостаточно, – продолжал давать инструкции Муравецкий. – Читайте, но отделяйте зерна от плевел.
– Разрешите переспросить? – лицо сержанта скривилось. – Чего от чего отделять?
Кобрина прыснула от смеха, прижимая ладошки к губам.
Муравецкий накинул на плечи плащ и повернулся к Кобриной.
– Вы на ходу? – резко спросил он у нее.
– Моя «Ямочка» давно на взлёте, – нежно произнесла байкерша имя своего мотоцикла.
– Тогда слушайте, – сухо сказал начальник. – Нам нужно иметь не только этот сомнительный карандашный эскиз психологического портрета, но и постараться заполучить настоящую фотокарточку Поливановой. Если соединить её с почерком, может проявиться та Поливанова или Волконская, какая была на самом деле – во всей красе. Дальше уже дело моей техники: рассмотреть варианты будущего женщины. Немедленно отправляйтесь на восток, в Малую Рогань. Там где-то затерялось село Роганка. Посмотрите по карте. Во что бы то ни стало, отыщите хоть какие-то следы проживания тех Поливановых. Зайдите в сельсовет, вдруг у них обнаружатся старые записи. Бергер утверждает, что из родни в селе давно никого нет, но возможно мы окажемся удачливее в розысках.
Уже в дверях Муравецкий сделал паузу и выразительно посмотрел на практикантов.
– И еще, – глухо сказал он и поморщился. – Поскольку вы оба здесь на испытательном сроке, отныне всё личное – побоку. У вас четкая цель и конкретные задачи, иначе сами знаете что.
Кобрина с Коржиковым кивнули, с их лиц моментально слетела всякая фривольность и прочая ерунда. Они стали непроницаемо холодными и сосредоточенными. Всякий в юридической академии знал: Муравецкий никогда ни на кого не повышает голоса. Одинаково сухим спокойным тоном он способен как хвалить, так и казнить.
Во дворе уже суетилась всегда предусмотрительная и охранявшая идеальный порядок Ираида Львовна. Всё в её владениях должно было быть выметено, вычищено, расставлено по местам и непременно гармонировать формами и цветом. Поэтому когда дворовой петух вдруг взобрался на сиденье «Ямахи», чувствуя себя на вершине власти, щепетильная экономка ту же взяла в руки полотенце. Свергнутому самозванцу пришлось незамедлительно ретироваться. Оглядываясь по сторонам и на дверь дома, Ираида Львовна плюнула на сиденье и протерла красную кожу полотенцем.