– Точно так же, как многие. А нет – так получи пулю. Или нет, пули этим головорезам на фронте нужны. Они с тебя ножичком, шкуру спустят с живого и…
– Господь с вами, Георгий Никанорыч. Уеду, уеду в Ялту. Там солнышко…
– Вот и паняй, – хлопнул парня по спине Куркевич. – Дело твоё молодое, - жену ласкать да дитя воспитывать. Давай, пока в шпиёны не записали.
– Как так?
– Да вот так. Ты думаешь, зачем в войну твою родню выслали? Потому что евреи.
– Но ведь война-то с немцами была, – испуганно ответил Яков.
– Пустое. Хоть с китайцами. Виноваты всегда евреи. А уже потом немцы. Вот такая философия, брат. Попробуй найти аргумент. Чёрт, без сигарет совсем худо, братцы.
Под впечатлением разговоров Филипп Антонович посмотрел на часы и вывел первые строки ровным каллиграфическим почерком на гербовой бумаге:
«Тем, кто соизволит прочесть и даст этому надлежащее исполнение. Милостивые государи! Преисполненные великой скорби и тревоги за судьбу Отечества, обращаемся к вам от имени патриотов России. Настали мрачные времена для российского правосудия...»
– Филипп Антонович, – дёрнул судью за рукав пальто Яков. – Сверху шаги какие-то. Прикладами в решётку стучат. Слышите?
С этажа и вправду долетали резкие выкрики и грозные требования отпереть дверь.
Мундштук в зубах Куркевича запрыгал еще веселее. В движениях сыщика появилась пружинистая легкость, и лицо озарилось одержимостью.
– Что будет? – отчаянно спросил парень, забыв о зубах.
– Еще пара минут, и они ворвутся, – перекрывая истошный ор и грохот выстрелов, вскрикнул Куркевич, заряжая пистолеты.
– Господа! – обратился судья к своим подельникам. – Будем сохранять спокойствие и не посрамим чести, даже если постигнет нас судьба мучеников.
– Оставьте пафос, Филипп Антонович, – бодро воскликнул сыщик. – Тут где-то был подземный ход.
Пенсне свесилось на шнурке с носа судьи, и тот удивленно спросил:
– Как так? Откуда?
Вместо ответа Куркевич стал лихорадочно рыскать вдоль стены. Окоченевшими шершавыми пальцами он постукивал по выступам и прислушивался.
– А ну там, – донеслось сверху сквозь проём входной двери. – Выходи на свет. Мы знаем, что вы затеяли. Верните документы.… Кончать эту контру надо было еще утром.
– Скорей, Георгий Никанорыч, – молил Яша, судорожно сжимая револьвер.
Судья же молчал и угрюмо наблюдал за сыщиком.
– Есть, – крикнул радостно последний. Нащупал балку стойки, и блок стены стал медленно отделяться по незаметному шву. Из тьмы подземелья пахнуло затхлой гнилью болота. – Сюда!
Трое мужчин дружно схватили сундук за петли и ринулись сквозь узкий проход.
– Закрывайте, – приказал судья, когда они вошли в сводчатый коридорчик.
– Чёрт, заело механизм, – усмехнулся Куркевич, пыхтя изо всех сил. – Ну-ка, студент, поднажми.
Массивная чугунная цепь слетела с входной двери, и внутрь ворвались новые тени. Не разбирая направления, послышалась беспорядочная пальба из винтовок. По характерному скрежету Куркевич догадался, что на площадку вкатили пулемет.
– Стреляй, – кричал он Яше.
Но тот в панике лишь вертел в руках чуждую его понятиям вещь – пистолет, не зная, что с ним делать. Тучи пуль звучали еще надсаднее вперемешку с матом Куркевича и вздохами Якова.
– Уйди, слышишь, что б тебя! Езжай в свою Ялту от греха!
В слезах Яша кидал камнями в темноту. Кто-то совсем рядом дыхнул в него перегаром:
– Брось оружие, пацан!
В тот же миг пуля из браунинга судьи, спрятавшегося за сундук, пробила голову комиссару. С отвращением Яков вытащил из руки большевика наган и зажмурив глаза, выстрелил в темноту, окрашиваемую всполохами и кровью.
– Молодец, паря! – в азарте крикнул Куркевич, стреляя из двух рук, как заправский ковбой. Остановился лишь на мгновение и поразился. Филипп Антонович в одной руке держал дымящийся пистолет, а другой продолжал писать письмо.
– А теперь, товагищи, – скорчил рожу сыщик, – фейерверкер, мать вашу!
Ловким движением руки он резко замахнулся и швырнул бомбу в подвал, где была самая гуща красногвардейцев. Взрыв разметал внутренности подвала, смешав ошметки тел со своим грязным вонючим содержимым. С приливом вдохновения Яков вскочил и заорал:
– Вот вам! Получили. Георгий Никанорыч! Победи….
Одиночный выстрел умирающего большевика прервал восторги юноши. На грудь замершего у скалистой стены Куркевича рухнуло безжизненное тело Якова.
– Мы…победили, – захрипел парень, весь сжался, задрожал и выплюнул фонтан крови.
– Что с ним? – спросил судья, выбираясь из-под обломков и мрачно взирая на заваленный вход в подвал.