– Дышать тяжело, а так всё в порядке. Шеф, я в какой-то каморке папы Карло, похожей на заброшенную канцелярию.
– Что там любопытного?
Не теряя связи, Кобрина начала открывать бюро разных размеров, которые тут же стали падать и рассыпаться в щепки. Наконец, обрезая пальцы рук о стеклярус, она напряглась и вырвала крышку самого длинного ящика. Под тусклым светом фонарика девушке удалось разглядеть надпись на картонке «Табель учеников VI класса по Древней Истории, август 1910 года».
– Да вот… табели ученические, альбомы, тетрадки...бррр. Мама!
– Что случилось?
– Пауки! – плаксиво завизжала Кобрина.
В трубке послышался вздох и спокойный голос полковника:
– Оставьте их в покое.
– Так… – глубоко вдохнула пыльный воздух Кобрина и прохрипела: – 1910-ый год подойдет?
– Возможно, – не спеша ответил Муравецкий. – Кате двенадцать лет. Ищите личное дело Поливановой.
– Да. Поленова….Ползкова…Поли…. – задыхаясь, повторяла Кобрина и перелистывала карточки учениц, сплевывая солоноватый липкий пот, выедавший глаза. Кобрина смочила платок и прислонила к носу. От свежести влаги стало чуть легче.
– Поливанова Е.С. Я вижу девочку, шеф. Хм…
– Что там?
– Совсем не похожа на ваш рисунок.
– Ну, я не Рафаэль, конечно, но…
– Здесь еще какие-то картонки. Фу…
Лика прочитала: «За неподобающий… исключить на две недели».
– А за что именно? – допытывался Муравецкий.
– Смыто. О, фотка есть, но мутная очень. По ходу Бергер не врал, она и вправду ангелок.
– Перешлите фото.
Щелчок и мощная камера телефона захватила отсыревший снимок. Лика прикрыла нос пальцами, хотя было тяжело дышать.
– Какая вонь! А это что за пакет? В пакете сережки. Ух-ты, золотые с фиолетовым камнем. Шеф, можно, а? Мне фиолетовый цвет приносит счастье.
В трубке послышался сухой голос:
– Нужно.
Лика извлекла из поясной сумки маленькую аптечку, вытащила пузырек со спиртом, тщательно протёрла сережки и вставила их в уши. Поискала глазами зеркало и нахмурилась. Решила полюбоваться собой в более подобающих ей условиях, спрятала пакет со скарбом за пазухой и выбралась из коморки.
До Коржикова Муравецкий дозвониться не смог, предполагая очередной форс-мажор, но, не теряя времени, решил заняться изучением фотографии Кати Поливановой. Вопрос Бергера: «Поливанова – княгиня или нет?» стоял теперь остро и Муравецкий был на пороге его разрешения. Он еще раз открыл в телефоне сообщение от Лики и уставился на мутное изображение столетней давности. Маленькое круглое личико двенадцатилетней барышни ничем особенным не выделялось, кроме одного значительного признака. Оно никак не походило на ту надломленную, психически неуравновешенную Екатерину Поливанову, которая спустя шесть лет напишет странное письмо с фронта. Юное лицо гимназистки было самым непримечательным, самым простодушным и самым невинным из тысячи детских портретов. Выразительные глаза с задоринкой, смотрящие в упор, говорили о решительности и смелости. Узкий слегка курносый нос показывал натуру поэтическую и слегка легкомысленную. А с учетом маленького рта, проявлялся слабый характер, поддающийся влиянию. Зато на обеих лобных долях отчётливо виднелись выпуклости - рожки удачи. И особенно приятно было отметить точный баланс верхней и нижней зон лица. Проблем с психикой совершенно не наблюдалось. «Что случилось с тобой, девочка? – размышлял эксперт. – Почему ты стала другой?»
От осознания пока непостижимой тайны у Муравецкого зачесался нос. Он потёр шершавые руки, и словно голодный кот перед миской со сметаной, пробурчал под нос:
«–Ну-с, приступим». Сегодня ему представилась возможность испробовать на практике уникальную компьютерную программу, над которой почти три года работали лучшие программисты отдела криминалистики и хорошие друзья полковника. Эксперт отворил дверь с веранды, занавесил проём длинным кружевным тюлем, чтобы не залетали всякие осы, которых он терпеть не мог и в какой-то степени опасался, и устроился за компьютерным столиком. Пару кликов и на мониторе ноутбука матовыми контурами стала проступать обложка программы – голографическое детское лицо, разделенное на три зоны: что было дано при рождении, что есть сейчас и что ждет в будущем. Лицо слайдом отворялось в сторону. За ним возникало то же самое лицо, но уже в зрелом возрасте. Поперек картинки неоновым свечением искрились буквы названия программы: АЛЬТЕР-ФАТУМ, что значило по идее Муравецкого: «Альтернативная судьба».
Лицо с обложки было сплошь усеянным тускло мерцавшими голубоватыми точками-звёздочками, которые указывали на цифры возраста человека. Стоило отметить курсором родинку на лбу, поставить флажки на ухе и подбородке и соединить точки линиями, тут же лицо преображалось. Оно наполнялось красками, молодело, затем постепенно морщилось, старилось, покрывалось лиловым налетом, постепенно увядало и умирало. Судьба человека развивала свой неудержимый бег, благодаря срабатыванию той или иной впадинки или шрама. Внизу шкала указывала изменения на лице, в каком возрасте они случатся и как повлияют на жизнь. Увеличив фото Кати, эксперт наложил координатную сетку и выделил сигнальные зоны. Электронный фломастер отметил квадраты с еле заметными бугорками под нижней губой, царапиной на скуле и маленьким прыщиком под глазом – намечавшимся конъюнктивитом; пейзаж лица спустился по линии носа и упёрся в еле заметную бородавку. Предстояло зондировать все эти аномалии и проследить варианты жизни девочки, поочередно рассматривая каждую контрольную зону и допуская её переломным знаком судьбы.