На втором этаже Кобриной стало легче и просторнее. Она вбежала внутрь классной комнаты с табличкой «Директор» и прислонилась спиной к боковине шкафа. Прислушалась. В груди бешено колотило сердце. По коридору послышался неровный топот сапог лысого и его пьяные окрики. Он останавливался возле каждого кабинета, распахивал дверь, рычал и сквозь мат злобно возвещал:
– И тут нет! Не скроешься, сучка хитрожопая. Готовь рот для моего богатыря.
Его голос раздался совсем близко. У Лики потемнело в глазах и предательски задрожало под коленками. «Только этого мне не хватало» – застонала байкерша и закусила губу. Дверь отворилась и всё замерло. Лысый выжидал, осматривая комнату из проема двери. Но под влиянием спиртовых паров и животного инстинкта он таки сделал шаг в комнату. Левой рукой Кобрина нащупала на полке банку с застывшей краской и швырнула её в окно. Лысый тотчас побежал на звук треснувшего стекла, зацепился о швабру, которую Лика подсунула ему между ног, и растянулся во весь рост животом на полу. На ноги ему был перевернут дубовый учительский стол, который придавил парню голени, от чего тот взвыл. Лежа на животе, лысый только кряхтел и выдавливал из себя проклятья.
– Ах ты, тварь хитрожопая! Ну, все…. Ну все….
Что – все Лика не стала допытываться. Изо всех сил она надавила на стол массой тела и приказала:
– Голову вниз, быдлота! Видишь плинтус?! Видишь? Запомни, это именно твой уровень.
– Сучка… – заскулил лысый. – Пусти.
Но ребро стола еще сильнее припечатало ноги парня к полу.
– Что тебе от меня нужно, подонок?
– Ноги… Сучка…
– Отвечай! Не то живо у меня Мересьевым станешь.
– Следить… – прошипел Лысый, – приказали.
– Кто приказал и зачем? – удивленно спросила Лика.
– Мужик какой-то. Пальцами щёлкал всё время. Хана тебе, сучка.
– Хм… Я не сучка. Я – Кобра. Чао, тля.
Лика вытерла со лба капли пота, схватила цветочный горшок и наотмашь ударила им по голове лысого. Тот дернулся и отключился. Не теряя времени, Кобрина подбежала к двери, подергала за ручку, пыталась поднажать плечом – дверь заело. Спотыкаясь и перепрыгивая через стулья, маленькая байкерша легко вскочила на подоконник и выглянула наружу. Справа была вбита пожарная лестница, но нижняя секция давно уж отпала, и выход был только один – на крышу.
Хрупкий шифер на крыше, покрытый мхом и плесенью, затрещал и стал крошиться под сапогами байкерши. Из-за тумана, густо опустившегося на всю округу после дождя, видимость была ужасная и возникала опасность в том, что один неверный шаг и Лика слетит со скользкой крыши. Нащупав в кармане телефон, Кобра попыталась включить фонарик. Но телефон выскользнул из рук, сполз по шиферной ложбинке и исчез в туманном молоке. Лика раздраженно отвесила себе пощечину.
– Вот я Стёпа-недотёпа!
Как можно осторожнее, не чувствуя от страха ступней, Кобрина стала подбираться к краю. Внизу у сарая она, наконец, заметила силуэт мужчины, который стоял возле её «Ямахи». С облегчением, что это Любкин муж Матвей, Лика воздела глазки к небу.
– Господи, спасибо тебе! И прости, что пять из семи смертных грехов – моё хобби.
Кобра помахала рукой вниз.
– Дядя Матвей!
Тот кивнул, и Лика, осмотревшись, просчитала, что лучше спускаться, если спрыгнуть на скирду с гнилой соломой, покрытой прорванным и давно потерявшим цвет полотном рубероида, а уж со стога будет легче съехать на траву. Так она и сделала. Очутившись на земле, байкерша бросилась к мотоциклу, и тут мужчина обернулся. Это был Сыч, который ловко схватил Лику за руки и усмехнулся. Каким противным оказался этот очкарик с угрями на носу и обломками гнилых зубов во рту. Из-за угла здания, прихрамывая, появился лысый. Изнемогая от желаний, он не стал церемониться и сразу ударил Лику в челюсть. Девушка вскрикнула и отлетела пушинкой к мотоциклу.
Очнувшись, она обнаружила себя в стогу сена. Недалёко, прикрытый соломой, лежал избитый Матвей. Возле крыльца гимназии остановилась зеленая «Ауди». Пока очкарик о чем-то разговаривал с водителем через окно, над Ликой нависла туша лысого, от которого несло то ли навозом, то ли перегаром. Выдавливая из себя только звук пещерного человека: «гы-гы» и «угу», местный торопливо расстегнул джинсы спустил трусы и кряхтя, стал опускаться к Лике. В его глазах читалось безумие, которое вдруг превратилось в оскал мученика. Физиономию бандита передернуло судорогой. Лика не сразу поняла, что случилось, пока не откатилась в сторону. Дядя Матвей, чудом очнувшийся, сжимал в руках древко вил, острие которых вонзилось в лодыжку лысого. Несчастный пьяница присел на колени и завопил. Раздумывать было некогда, так как из-за угла здания уже выбежал Сыч. Матвей швырнул Лике ее одежду, крикнул: